умели читать, но и недалекими деревенщинами, для которых главное – пережить очередной день, их точно не назовешь. Они были гораздо умнее. Миссис Уильямс могла попробовать пирог из батата и точно оценить, сколько в него добавили мускатного ореха. Мэйс по щепотке почвы определял, что в ней приживется, а что нет, и знал названия деревьев, о которых я даже не слышала. Они не были просто неграмотными фермерами, ставшими жертвой правительственного обмана. Они семья, которая в иных обстоятельствах добилась бы куда большего.

В другой части зала, опершись локтями на стол, сидел Каспар Уайнбергер, министр здравоохранения, образования и благосостояния. Он прилетел накануне и поселился, как поговаривали, в «Холидэй Инн». С обеих сторон министра загораживали правительственные адвокаты, но я успела хорошо рассмотреть его еще в коридоре. Вытянутое лицо, волнистые темные волосы, брови дугой, глубоко посаженные глаза. Лу говорил, что Уайнбергер серьезно обеспокоен произошедшим и хочет выяснить, сколько детей пострадало. За тем же столом, на противоположном конце, сидел, уставившись на судью, еще один подзащитный – Элвин Арнетт, глава Управления экономического развития. Меня поразило, какая бездна разделяет этих вашингтонских политиканов и столь дорогих мне Уильямсов. Мы и они словно дышали разным воздухом и уж точно шли разными дорогами.

Зрителей собралось немного. В третьем ряду сидели двое мужчин, в которых я распознала журналистов. Они что-то писали в тонких блокнотах. В заднем ряду – два паренька, судя по рюкзакам, студенты. Две женщины в платьях с цветочным узором перешептывались друг с другом. Еще трое или четверо, по-видимому, пришли просто поглазеть. Я была единственной цветной.

Слушая монотонное оглашение судебных формальностей, я не понимала и половины слов, но это было все-таки лучше, чем сидеть дома. В перерыве Лу отказался со мной пообедать. В последующие дни его словно одновременно раздражало и ободряло мое присутствие в суде. Я всегда занимала одно и то же место и заметила, что иногда, входя в зал, он ищет меня взглядом. Я надевала юбку и мокасины, а волосы зачесывала назад, стараясь не выделяться. В перерывах шла в уборную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой.

Однажды в перерыв, взяв протянутый мной бумажный пакет с бананом и сэндвичем с арахисовым маслом, Лу пробормотал что-то себе под нос.

– Что?

– Американский союз защиты гражданских свобод отправил мне документы, согласно которым в Северной и Южной Каролине были стерилизованы сотни черных женщин. Но защита протестует против приобщения этих доказательств к материалам дела, потому что они не были представлены во время досудебного разбирательства.

– Ты можешь попросить судью сделать исключение?

– Могу, но нет гарантий, что он согласится.

– Ешь, – сказала я, снимая кожуру с банана.

Лу откусил кусок банана, опираясь на перила. Балкон успел опустеть. Внизу, в вестибюле, курили все те же двое студентов.

– Новые детали всплывают каждый день, Лу. Судья наверняка читает газеты.

Лу перестал жевать.

– Он не должен читать ничего, что может повлиять на его суждения.

– У тебя несварение, да? – Я внимательно к нему пригляделась.

– Как догадалась?

– Ты только что погладил живот.

– Изжога замучила. Сможешь мне купить что-нибудь от нее?

– Конечно. Сколько осталось времени?

– Час. Встретимся тут. – Он ушел, раскачивая дипломатом.

После перерыва Лу устроился за столом и принялся теребить запечатанную упаковку таблеток. Вошел судья, все встали.

– Прошу садиться.

– Ваша честь, – сказал Лу, – могут ли стороны к вам подойти?

Адвокаты защиты вслед за Лу направились к судейскому столу. После короткого совещания все вернулись на свои места.

– Ваша честь, перед вами документ номер один. Это свод федеральных нормативных актов, принятый Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов и обновленный первого апреля текущего года.

– Благодарю.

– Я также представляю документ номер два, руководство по защите прав испытуемых, разработанное Санитарным надзором. Оно ссылается на принятую в 1962 году поправку Кефовера – Харриса к федеральному закону о пищевых продуктах, лекарствах и косметике, расширившую полномочия Санитарного надзора в сфере контроля клинических испытаний.

Либо лицо судьи от природы было вечно сердитым, либо ему просто не нравился Лу. Во взгляде Эрика Блаунта читалось презрение каждый раз, когда он поверх очков смотрел на молодого юриста. Теперь я понимала, почему Лу его опасался.

– Как вы увидите, – продолжал Лу, – часть 37 статьи 130 гласит, что использование на людях экспериментальных лекарств, не одобренных Санитарным надзором, возможно только с согласия пациентов на участие в клиническом испытании. В восьмой части этой статьи согласие определяется как ситуация, в которой… – Лу опустил взгляд на свои записи и зачитал: – «субъект является правомочным, не находится под принуждением и способен сделать свободный выбор, а также надлежащим образом ознакомлен с актуальной информацией об экспериментальном лекарстве».

– Я умею читать, мистер Фельдман.

– Разумеется, ваша честь.

Адвокат защиты встал:

– Ваша честь, «Депо-Провера» явно не применялся в целях эксперимента. Это одобренный противозачаточный препарат.

– Он не был одобрен Санитарным надзором, – возразил Лу.

– Его использовали не в рамках клинического испытания. Правительство США никогда бы этого не позволило, тем более когда речь идет о несовершеннолетних.

– Господа, прошу вас сесть. У вас будет возможность выступить в свое время. Мистер Фельдман, вы утверждаете, что «Депо-Провера» нанес вред здоровью истцов?

– Ваша честь, препарат появился на рынке недавно. Его долгосрочное влияние на здоровье людей пока неизвестно. Однако мы знаем, что он может вызывать рак у лабораторных животных.

– Мистер Фельдман, я спрашиваю, могут ли истцы заявить, что им де-факто навредил препарат.

– Нет, ваша честь, пока мы не можем это утверждать.

– Благодарю, мистер Фельдман.

Я вспомнила, как вводила иглу в плечо Индии. Она не могла ничего сказать. Не могла воспротивиться. Она просто доверилась мне. Мысли о том единственном уколе мучили меня до сих пор. Да, тогда я почти ничего не знала о препарате, но обязана была знать все детали. Как медику мне надлежит обладать информацией, недоступной для людей вроде Уильямсов. Я могла бы с тем же успехом приземлиться из космоса и всучить им какую-нибудь чудодейственную пищу, пообещав, что она спасет им жизнь. И они бы съели ее, поскольку я, хоть и марсианка, внешне похожа на них. В зале суда на меня в тысячный раз обрушилось осознание масштабов моей ошибки, всей глубины промаха. Я должна была расспросить миссис Сигер об этом новом, не известном мне препарате, прежде чем колоть его одиннадцатилетнему ребенку. Неведение не освобождает от ответственности. Я обязана была знать. Меня обучали спрашивать и разбираться.

– Ваша честь, я хочу представить суду документ номер три: регламент Санитарного надзора, посвященный гормональным контрацептивам. Истцов не ознакомили с письменным описанием побочных эффектов.

Адвокат защиты снова