Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я все время прокручиваю в голове то, что произошло. И чем больше думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что провала в Лиллехаммере можно было избежать. Что-то во мне сломалось после Лиллехаммера… У меня пропало желание дальше служить с людьми, которых я так сильно уважала. Я считала своих героев людьми кристальной честности, а теперь увидела их в ином свете. Какое разочарование…
Это письмо, по-видимому, попало на бульвар Шауль-ха-Мелех в Тель-Авиве, потому что через несколько дней Сильвия получила анонимное письмо из Моссада. В нем было стихотворение, также анонимное, посвященное ей. Она так и не узнала, кто из руководителей организации написал его.
Как огромный пылесос,
Моссад затягивает в себя
Самых разных людей,
Но только лучшие из них остаются:
Самые поразительные женщины,
Мужчины как на подбор,
Все — первоклассные тайные бойцы,
И важнее всего — верные до конца.
Они никогда не сдаются,
Преследуя цель,
Находят и настигают ее
Даже самой темной ночью.
В их числе одна женщина,
Красива, умна и мудра,
Но с одним недостатком,
Что выделялся из всех:
Она думала, каждый из нас —
Образец безупречности.
Она считала, будто мы
Посланники Бога на земле.
Прошу, скажите ей так, чтобы услышала,
Что все мы, кто на земле, кто в море,
При всех наших талантах —
Люди, не больше того.
Прошу, объясните ей: мы не сошли с небес,
Нет среди нас святого,
И крыльев у нас тоже нет,
И все мы когда-нибудь ошибаемся…
Сильвия страдала не только от разочарования, но и от одиночества. Та самая Сильвия, которой нужна была любовь, дружба, общество людей, теперь была заточена в камере норвежской тюрьмы в полной тишине. Когда условия ее содержания немного улучшились, заключенная, выйдя на прогулку во двор, тут же наткнулась на Марианн Гладникофф. Та сильно обрадовалась, увидев знакомое лицо. Но Сильвия отвернулась и отказалась разговаривать с ней. Она не могла простить девушке, что та раскололась на допросе. Еще один удар обрушился на Сильвию через несколько недель. Ее отец скончался от сердечного приступа в южноафриканской больнице, а она не смогла ни повидать его, ни хотя бы поговорить с ним в последний раз.
Но ее также ждал приятный сюрприз. Через некоторое время ее вызвали в кабинет начальника тюрьмы, где она с удивлением увидела мать и одного из своих братьев, Джонатана. Они приехали из Южной Африки, чтобы встретиться с ней. Только сейчас, узнав, чем она занималась все эти годы, они понимали, почему она так часто не отвечала на письма, куда-то уезжала без объяснений и отказывалась дать им номер телефона или домашний адрес. Встреча была теплой и эмоциональной; но возвращаться после нее в мрачную камеру было еще горше.
Тем не менее на скамье подсудимых она не дала волю обиде и разочарованию. Женщина не проронила ни слова о своей связи с Моссадом и других секретах своей биографии. До суда газеты разных стран наперебой придумывали для Сильвии эффектные прозвища: «Мата Хари», «Убийца из Моссада»… Но когда Сильвия, гордая и прямая, предстала перед судом в Осло, ее прочувствованное выступление поразило всех, кто был в зале. Она говорила об ужасах Холокоста, выкосившего еврейский народ, о жестоких убийствах израильтян террористами, как в Мюнхене, и о заветной надежде Израиля жить в мире и спокойствии подобно любому другому народу. Но поскольку терроризм все выше поднимает свою голову, а весь мир остается безучастен к этому, «мы, группа друзей, решили, что больше не можем оставаться в стороне, поэтому мы начали преследовать лидеров террористической кампании против нашей страны. В Лиллехаммер нас привел след главного убийцы Али Хасана Саламе. Нашей целью было убить его и никого другого. Из-за роковой ошибки, без какого-либо злого умысла, был убит невинный человек».
Ее слова и ее гордая позиция глубоко впечатлили публику, так что, когда она закончила выступление, зал разразился аплодисментами. Судьи были тронуты не меньше. Но суд, конечно, не мог принять версию Сильвии о «нескольких друзьях, которые не смогли остаться в стороне». Вердикт выносили на основании веских доказательств, не оставлявших сомнений в том, что лиллехаммерскую операцию проводил Моссад.
Сильвия знала это, но все равно говорила о «друзьях», так ей посоветовал адвокат, тайно нанятый Моссадом. Это был Аннэус Скьёдт, один из самых выдающихся адвокатов Норвегии. Он горячо защищал Сильвию, привязался к ней эмоционально, и постепенно романтические чувства взяли верх над обоими — тридцатисемилетней амазонкой Моссада и пятидесятичетырехлетним судебным адвокатом, женатым мужчиной с двумя детьми. Зародившаяся любовь придавала ей сил во время напряженного судебного процесса.
Приговор был относительно мягким: Авраам Гемер и Сильвия Рафаэль получили по пять с половиной лет тюрьмы. Марианн Гладникофф и Дан Арбель были приговорены к меньшим срокам.
Несмотря на свое положение, Сильвия не утратила чувство юмора. Когда она услышала, что прокурор просил для нее семь лет, но в итоге ей дали пять с половиной, то саркастически заметила: «До сих пор я думала, что я агент 007, а оказалось — агент 005½».
После приговора жизнь Сильвии изменилась в лучшую сторону. Ее перевели в женскую тюрьму, где она получила маленькую комнатку с кое-какими удобствами. Израильский дипломат Элиэзер Пальмор часто навещал ее. Из Израиля к ней приезжала начальник управления кадрами Моссада Иехудит Ниссияху, и две амазонки надолго подружились. Младший брат Сильвии Давид, живший в Израиле, также навещал сестру. Сильвии было разрешено иногда выезжать в Осло с минимальным полицейским сопровождением. В канун Песаха в 1974 году ее вместе с другими моссадовскими сидельцами пригласили домой к Пальмору на традиционную трапезу, седер. Аннэус Скьёдт с семьей были почетными гостями. Во время ужина младшая дочь Пальмора, восьмилетняя Эми, раскрыла большой секрет. Заглянув под стол, девочка увидела, что Аннэус и Сильвия держатся за руки! Она рассказала матери о своем открытии, и очень скоро о тайном романе знали и посланник, и контакты Моссада. В далекой Норвегии Сильвия потеряла свободу, но обрела
