— Вам, наверное, не терпится повидать вашу семью, — сказала Вивиан.

Он рассыпался в благодарностях, но от этого стол, разделяющий их, казалось, стал еще шире.

— Я работаю в журнале мод, — сказала она.

— Очень интересно.

— А чем вы занимаетесь?

— Тем-сем.

Что, если, подумала она, он и впрямь летчик? А вполне может быть и рабочим. Руки у него загрубелые.

— Увы, я пишу триллеры. Ну и сценарии. В Штатах я был доцентом. Вообще-то я — канадец.

Вивиан пришла в восторг. Бинки пытался писать, и у него ничего не вышло. Роджер Нэш спит и видит прорваться в кино. И в приподнятом настроении разлила чай.

— Я вас не задерживаю? — спросила она.

— Нет, нет. А может быть, я вас задерживаю?

— Нет.

Он нервически схватил «Спектейтор», отложил в сторону, начал листать «Вог».

— Моя родственница — манекенщица, — сказала она. — Эту квартиру мы снимаем вместе.

— Налить вам еще чаю?

— Да, да. Конечно.

Чай был еле теплый.

— Вам, наверное, нужно позвонить семье?

— Я не женат.

Вивиан покраснела.

— Извините, — сказала она. — Я не из любопытства спросила. — Она сложила вчетверо «Дейли телеграф»[140], попыталась прикрыть «Астролог», к которому пристрастилась Кейт. Часы тикали невыносимо громко. — Как вы думаете, Айк будет избираться еще на один срок?

— Разве это имеет значение?

— Мне почему-то казалось, было б лучше, если б президентом стал Стивенсон[141]. — Голос у нее упал. — Впрочем, я не очень-то разбираюсь в политике.

Норман прокашлялся.

Он был профессором, думала она. Наверное, он из тех, у кого отобрали пятую поправку[142], Роджер вечно о них талдычит. Может статься, он — коммунист.

— Какой ужас эта охота за ведьмами, правда? Я что имею в виду, — она нащупывала почву, — ведь многие люди пострадали.

Перед глазами Нормана вмиг возникли Винкельман и компания, Хортон.

— Так им и надо, — брякнул он и тут же пожалел о своих словах.

— Разумеется, — сказала она, — ведь некоторые из них и в самом деле коммунисты и…

— А вам не кажется, что коммунисты имеют такое же право на свои взгляды, как и все прочие?

— Конечно, — пискнула она. — То есть ну как же…

Норман отметил и ее толстые ноги, и плосковатую грудь, и запекшиеся, тонкие губы.

— Извините, я был резок, — сказал он.

— Вовсе нет.

Норман встал.

— Я вам очень благодарен, — сказал он, — но, раз память вернулась, мне надо кое-кого повидать.

— Ну разумеется…

Однако в дверях Вивиан все же не совладала с собой и спросила о том, о чем дала зарок не спрашивать. Слова давались ей с болью, чуть ли не физической.

— Я вас еще увижу?

Норман отметил — и запрезирал себя за это, — что на пальце у нее нет кольца.

— Как же, как же, несомненно.

Когда он уже шел к двери, она сказала:

— В таком случае вам, наверное, стоило бы записать мой адрес?

Он записал и адрес, и телефон.

— Послушайте, — голос ее стал ненатурально высоким, — я бы помогла кому угодно. Так что не думайте, будто вы мне чем-то обязаны.

— Понимаю.

Они поцеловались — Норман несмело, Вивиан скованно, отчужденно, — и он ушел.

Вивиан подтащилась к телефону.

— Кейт. Приходи. Скорей. Я вела себя, как последняя дура. — Положила трубку и засмеялась. Рывками. Засмеется, смолкнет и опять засмеется.

XII

Постучать в дверь Карп не потрудился. Вошел и рухнул в кресло.

— Скажу без околичностей, — начал он. — Только что звонил Норман. К нему вернулась память. Он едет сюда. — Выглядел Карп хуже некуда, рубашка на нем была загвазданная. — Хочет видеть Эрнста.

— Что он еще сказал? — спросила Салли.

— Ничего. — Карп вынул из кармана плотно набитый конверт. — Здесь двести фунтов. Берите деньги и уходите, не мешкая. Норман звонил из Челси. Он будет здесь минут через десять, не раньше.

— Ничего не понимаю, — сказал Эрнст.

— Я тоже.

— И не пытайтесь понять, — сказал Карп. — Берите деньги.

— Вы хотите, чтобы мы сбежали?

— Да.

— Но это же вы рассказали Норману про Эрнста, — сказала Салли. — Если б не вы…

— Времени в обрез. — Глаза у Карпа были отчаянные. — Да, я ему рассказал. Но у человека… Берите деньги. Уходите.

— Почему вы хотите нам помочь? — спросил Эрнст.

И тут, похоже, впервые тучность Карпа выявилась как страшное бремя. Он прерывисто дышал, глаза у него помутились — он был на пределе сил.

— Мы с тобой, — обратился он к Эрнсту. — Мы оба выжили.

— Салли, — попросил Эрнст, — напои мистера Карпа чаем, пожалуйста.

Салли поставила чайник на газ.

— Норману, — сказал Карп, — не дано понять таких людей, как мы. В тот вечер перед… перед тем как Норман потерял память, он набросился на меня за то… А да ладно. С этим, так сказать, покончено. Берите деньги.

Двести фунтов, подумал Эрнст. Было б неплохо для начала.

Карп рассказал им про ту девчушку.

— Тысячи, — говорил он, — ежедневно тысячи расстреливали, сжигали, травили газом, и за все это время из газовой камеры вышла живой всего одна девчушка. — Он потряс перед лицом Эрнста коротеньким белым пальцем. — Ты, ты тоже воскрес из мертвых. И я не хочу, чтобы тебя убили во второй раз, как… Заставьте его уйти, — обратился он к Салли.

— Он больше меня не слушает.

— Эрнст. Нöг zu, Ernst. Norman wird Dich…[143]