– Дальше! – обрываю я его.

– В общем, Юнас сказал, что КГБ меняет историю. А значит, мы тоже должны, и даже обязаны.

– КГБ, говоришь, – усмехнулся я. Что-то как-то не похож мой толстяк из электрички на сурового агента КГБ. Его Юнас – инвалид безногий, мой Жрун – страдающий от ожирения пивной алкоголик… Неужели в демоны только таких каличей набирают? У ларьков по объявлению?

Меня начинает разбирать нервный смех. Плохой признак. Кажется, начинается отходняк.

– …и вот я здесь. Упаковался по высшему разряду, все дела. Сориентировался на местности, ассимилировался. Было непросто, но Юнас мне частенько подсказывал.

– Ты с ним встречался еще?

Незнакомец кивнул.

– Да, он часто приходит во сне. Причем сон всегда один и тот же: я занимаюсь на площадке, а он раскатывает на коляске рядом. Руководит, рассказывает, подсказывает, обеспечивает разведывательной информацией и выводит на цель. Пока ни разу еще не обманул.

– И что же у тебя за цель, болезный?

Чужак зашелся в кашле, зашипел от боли и, засунув руку под куртку, начал хлопать себя по груди.

Продышался и продолжил:

– Моя цель – Симанский.

– Симанский? Чем же не угодил предводитель захолустного удельного дворянства великой Шведской империи?

Чужак усмехнулся.

– Толстый очкарик нам не нужен. Его сын. Будущий адмирал Александр Симанский. Он – ключевая фигура. Все можно было бы поправить, если бы мы выиграли тогда битву за Кронштадт. Убрать Симанского – и вам крышка. Вы не удержитесь, посыплетесь как карточный домик.

Битва за Кронштадт? Адмирал Симанский? Первый раз слышу. Неужели у этого ублюдка все получилось и он смог изменить историю? Стоп. Сын? Цель этого гада – вон тот малыш четырех лет от роду, что сейчас должен мирно спать в карете в обнимку со своей пухлой няней?

Откуда-то издалека донесся гудок электрички. На самой границе слышимости. Ту-ту!

Шведский попаданец криво улыбнулся разбитыми губами.

– Юнас говорит, что от каждой фракции может быть только один пришелец. Я ему верю. А значит, от России ты тут один такой. И знаешь что, парень? – швед издал нервный смешок. – Я, наверное, не смог изменить ход истории. Вот только и тебе не дам.

С коротким лязгом улетел в озеро предохранительный рычаг ручной гранаты, которую он держал на раскрытой ладони. Громкий хлопок, шипение… а я уже в длинном прыжке лечу за дерево. Обвел меня вокруг пальца, поганец. Типа он кашлял, и руку так за пазуху… Блин, какая же ерунда в голову лезет в тот миг, когда тело отчаянно пытается добраться до укрытия! А говорили – вся жизнь перед глазами должна пролететь…

Приземлился лицом в мох, вжался в землю. Буммм! Ох ни хрена себе! По ушам будто кувалдой шандарахнуло! Сверху посыпалась какая-то шелуха, сбитая взрывной волной с дерева.

* * *

Потом я долго сидел, прислонившись спиной к дереву. Дышал полной грудью, смотрел на звезды и слушал звон в своей голове. Из носа капала кровь, я машинально вытирал ее рукавом. Подумал – хорошо, что камзол красный. Не видно будет крови. А потом подумал – да не. Следы забуреют, будут выделяться темными пятнами на красном сукне камзола. Все равно придется чистить и отстирывать. И еще подумал – вообще-то нормальный капрал должен солдата сразу по рукам бить, чтобы мундир зазря не пачкал. Что ж я нарушаю-то, а?

Спасибо тебе, толстяк из электрички. Выручил. Причем дважды. Если бы не ты – все бы у этого шведа получилось. Сашку зарезал, гад!

Меня начала бить крупная дрожь. То ли от сентябрьской ночной прохлады, то ли нервное.

Значит, хватит сидеть. Давай посмотрим, что ли, что там от него осталось. Герой хренов.

В этом времени не принято ничего выкидывать, это верно. Всякая мелочь в хозяйстве пригодится. Вот только… почему-то я не хочу, чтобы в хозяйстве пригодились вещи из будущего. Этот гад ребенка убить собирался, несмышленыша. Тоже мне, нашел Джона Коннора, Терминатор недоделанный, жертва голливудских боевиков! Вдруг все шмотки тоже его погаными мыслями пропитались? Да и всякие иновременные вещи… Мне мой дедок из электрички что-то там про штрафы намекал. Не буду рисковать. Я с его шмоток не разбогатею, а вот проблем схватить – оно мне надо?

В воздухе пахло требухой, прокисшей кровью, мясокомбинатом и сгоревшей взрывчаткой. Но мне казалось, что это запах разорванной души шведа. Вот же блин. Швеция вроде приличная, культурная страна, в какой помойке этот Юнас смог там детоубийцу найти?

Потому я недрогнувшей рукой стаскивал останки в озеро. Сначала оторванную нижнюю часть туловища, вместе с берцами и штанами. Потом притопил верхнюю часть, с раскуроченной грудной клеткой и торчащими наружу переломанными ребрами. Потом пытался найти оторванную взрывом нижнюю челюсть, но не преуспел. Да и хрен с ней, с челюстью. Пусть с этим лесные падальщики справляются. Как и со всякой требухой. Не буду я возиться, ошметки его внутренностей собирать.

Никакой брезгливости не было. Вообще ничего не чувствовал. Или это потому, что отходняк после боя, или меня контузило. Вроде в книжках про войну пишут, что когда рядом что-то взрывается, то человек контуженый ходит. А контуженые – они вроде ведут себя… ну, как пришибленные, что ли. А вот интересно, когда солдаты похоронных команд павших с поля боя к могилам таскают – они то же самое, как и я сейчас, ничего не чувствуют? Впрочем, нет. Не хочу этого знать.

Вот и его разодранная сумка. Что там у нас? Ух ты, пижон. Фонарик, зажигалка… В воду. Компас… безумно жалко, но тоже в воду. Аптечка в черной пластмассовой коробке… Блин, и надо бы в воду, но у меня там кто-то из бойцов упал. Может, пригодится? Открываю, перегружаю себе в накладные карманы камзола бинты, шприц-тюбики и пару прямоугольных пенальчиков с таблетками. Это ненадолго. Вот своего бойца вылечу – и выкину. Обещаю.

Так, а это что? Оп-па! Золото. Небольшие стограммовые слитки, с печатями и выбитыми на поверхности какими-то цифрами. Спасибо тебе, неудачник Юнаса. Мне пригодится. Деньги не пахнут.

Сколько их тут? Раз, два, три, это не то, это тоже… А, вот еще, и вот. Пять. Полкило золота. Интересно, это много или мало? Пусть будет, у меня и того нет.

Все. Рваную сумку тоже в воду. Пора возвращаться. Меня там, небось, уже заждались. Еще шпагу найти надо, что у кареты уронил. А по-хорошему – так и пистолет шведа. Где он его обронил только, у кареты или уже тут? А, пусть его.

Возвращаюсь обратно по звериной тропке. Вскоре лес расступается, и я угадываю в лунном свете нашу прямоезжую дорогу. Вдалеке виднеется отблеск костра. Ого! А далеко мы убежали, оказывается!

* * *

– Стой, кто идет? – О, это Никита. Хорошо, что посты выставлены. Значит, в лагере порядок.

У ярко разгоревшегося костра собралась вся компания, вместе с Генрихом Филипповичем, Лукой Исааковичем, кучерами и всей моей дюжиной. Уже неполной.