Когда она выбежала из магазина со своими покупками, какая-то молодая женщина барабанила в окошко ее автомобиля портативным огнетушителем.

«Прекратите! Отойдите от моей машины!»

«Вы оставили там маленького ребенка! Что вы за мать? Разве вы не видите, какая жара? Она вся раскраснелась, она плачет! Это преступление. Я сейчас вызову полицию».

Женщина положила огнетушитель и начала рыться в сумочке, собираясь достать телефон.

Кэти быстро забралась в автомобиль. Она включила зажигание и сразу же сдала назад; колеса автомобиля подпрыгивали на проклятом огнетушителе, а ее сердце прыгало в груди. Если репортеры узнают о том, что Кэти Колбурн заперла своего ребенка в автомобиле… Кэти снова обругала несчастную пожилую женщину, которой она могла бы помочь вместо того, чтобы оскорблять ее.

«Мамочка! Мамочка!»

«Все в порядке, милая. Все хорошо. Просто мама очень спешит…»

Слава богу, все обошлось. Если бы этот инцидент попал в газеты или приобрел бы вирусную известность в соцсетях… Тогда она вспомнила об Эстелле Маршалл и о том, как она поспособствовала крушению чужой жизни. Отчасти из-за этого Кэти ушла с работы на телевидении. Она на своем опыте убедилась, как одна глупая, эгоистичная ошибка, – один инцидент, одно обвинение, – может разрушить жизнь. Или несколько жизней. Ей захотелось покинуть эту сцену, избавиться от дешевой популярности. Ей захотелось стать хорошей матерью.

Теперь она знала. Стелла была Эстеллой.

Нас всех наказывают… это расплата.

Она с силой провела пальцами по волосам, откинув их с лица, и посмотрела на маленькую девочку, точное подобие Габби.

Теперь Габби была того же возраста, что и Эзикиел Маршалл в день своей смерти.

Почему она не должна подвергнуться такому же наказанию, как Стелла? В тот день ей просто повезло. Это была случайность, жребий судьбы, определявший дальнейшее течение жизни.

Не судите, да не судимы будете.

Очередной крик рывком вернул Кэти к действительности. Она в панике обернулась.

Крик был женским. Он раздался снова. Он прозвучал внутри дома. Эхо отражалось от стен и потолка, как будто кричал весь дом, как если бы крики исходили от старых досок и бревен.

Ужас охватил Кэти со всех сторон.

Остаться на месте? Спрятаться? Отпереть дверь и отправиться на помощь? Нерешительность пригвоздила ее к месту.

Прошло несколько секунд, но все было тихо.

Кэти еще немного подождала, пока ожидание не стало невыносимым. Она открыла дверь и выглянула наружу. Ничего. Она осторожно прошла по скрипучим половицам и перегнулась через балюстраду. Внизу, в большой гостиной, за головами животных и под рогатой люстрой стояла Дебора.

Капли воды стекали с ее куртки, как будто она только что пришла снаружи. Она прижимала ладони ко рту и смотрела на чайный столик.

– Дебора! – позвала Кэти.

Взгляд Деборы метнулся вверх. Лицо женщины было молочно-белым, а глаза превратились в черные дыры. Дрожащей рукой она указала на шахматную доску.

– Еще один, – прошептала Дебора. Звук ее голоса поднялся к сводчатому потолку и с шипением закружился наверху. Еще один еще один еще один еще один… Кэти боролась с желанием заткнуть уши.

Дебора взяла два кусочка дерева: тело и голову. Вытянув руки, она подняла их в сторону Кэти, как будто возносила жертву богам.

– Голова, – тихо сказала Дебора. – Она отрублена.

Кэти невольно произнесла эти слова. Рано или поздно это все равно бы случилось. Дом собирался избавиться от них. Он собирался пробудить безмолвного демона, обитавшего в каждом из них.

– Я вспомнила, кто такая Стелла.

Дебора немигающим взглядом смотрела на нее, по-прежнему держа в руках остатки разрубленной фигурки.

– Четырнадцать лет назад ее маленький сын Эзикиел Маршалл был сбит насмерть синим «БМВ» перед магазином «Китс-Корнер». Зик – она называла его Зиком – держал бумажный пакет с коробкой «Тути-Попс», батончиком «Сникерс» и упаковкой яиц. Еще он держал щенка на поводке. Я освещала этот инцидент. Я спросила его мать Эстеллу Маршалл, почему она купила эти продукты. Она собиралась приготовить «спагетти карбонара» на ужин. Зику и ее мужу очень нравилось это блюдо. И… у них закончились «Тути-Попс». А Зик хотел сладкого, поэтому она купила ему батончик «Сникерс» с арахисом. А потом она решила купить к ужину бутылку вина…

Дебора медленно опустила руки. Она ничего не сказала, но продолжала смотреть на Кэти.

Кэти закашлялась, избавляясь от вязкой слюны, забившей ей горло.

– Эстелла Маршалл сказала мне, что видела в том автомобиле двух человек. Мужчину и женщину. После столкновения они немного отъехали назад и увидели мать, с криками выбегавшую на дорогу. Тогда они дали полный газ и свернули в темный переулок. – Ее голос прервался, как будто чья-то рука стиснула ей горло. – Какая женщина может уничтожить другую женщину в СМИ, как это сделала я, потому что собиралась заработать себе громкое имя? Скажите, Дебора, кто я после этого?

– Кэти, вы не можете…

– Я не поверила ее словам, что на перекрестке была свидетельница, укравшая рюкзак ее сына, когда он истекал кровью на мостовой, – сказала Кэти. – Понимаете? Откровенно говоря, кто мог бы сотворить такое? Эстелла утверждала, что это была женщина. Рост пять футов шесть дюймов, короткая юбка и зонтик. Худощавое телосложение. Возможно, уличная девка; раньше она видела проституток на этом перекрестке. Но я все равно ей не поверила, потому что никто так и не появился.

Она выдержала паузу. Сердце громко стучало у нее в ушах.

– И знаете что? – тихо сказала Кэти. – Думаю, теперь я знаю, кто эта женщина.

Моника, спотыкаясь, брела по тропе к дому. В ее голове остались только две мысли: добраться до дома, потом запереться изнутри и ждать возвращения остальных.

Она была трусихой. Так было всегда. Она пряталась от неприятных и безобразных вещей, она бежала от них.

Моника протискивалась через заросли колючего кустарника. Мокрые ветви хлестали ей в лицо. Она бежала от правды, от разоблачения своей истинной сущности. Она бежала от самой себя. От мерзкой тайны, дышавшей ей в спину четырнадцать долгих лет. Эта тайна регулярно возвращалась к ней в ночной темноте, в ее снах. Она просыпалась в поту…

Моника споткнулась и полетела на землю. Воспоминание об ударе в «БМВ» сотрясло ее тело, и вместе с ним пришли другие воспоминания, закольцованные в бесконечную петлю.

«Мать твою! Что там…» Стивен ударил по тормозам.