— Как прошел день? — поинтересовался он.

Мета нарисовала несколько восьмерок на ребрах Давида, но когда выяснилось, что он не чувствителен к щекотке, пожала плечами.

— Кульминационной точкой стал звонок мамы. Очевидно, она встретилась с Карлом.

Мета бросила испытующий взгляд на Давида, но тот сидел с невозмутимым выражением лица. Она кое-что рассказывала ему о своей последней связи и о том, что ее бывший исходит из того, что рано или поздно она к нему вернется. Тогда Давид, пожав плечами, выслушал все это, но Мета подозревала, что втайне он опасается, как бы Карл не оказался прав. Тщательно взвешивая каждое слово, она продолжила:

— Поскольку мама не хотела затрагивать эту тему в присутствии папы, то позвонила мне в рабочее время. Обычно она так не поступает. И очень сложным способом попыталась узнать, закончила ли я ремонт в квартире и не надоели ли мне новшества.

— Так вот как элегантно называется секс с ничтожеством, которое у тебя поселилось, — сдержанно рассмеялся Давид. — И как, не надоели?

Мета не сразу ответила, и он резко приподнял колено, но тут же опустил, поскольку она едва не упала. И когда Мета собралась с обиженной миной слезть с его колен, крепко обхватил ее за талию.

Мгновение Мета пыталась вырваться из его объятий, потом с достоинством выпрямилась и откинула волосы назад.

— Я в изысканных выражениях ответила маме, что непреходящая прелесть новизны заключается в том, что она имеет свойство длиться на удивление долго, поэтому я не вижу повода снова возвращаться к старой схеме. По крайней мере, пока моя новая любимая игрушка ведет себя хорошо.

Давид секунду с улыбкой смотрел на нее, а потом повалил звонко хохочущую Мету на диван.

Некоторое время спустя Мета задремала. Мысли Давида кружились вокруг телефонного разговора, который он хотел сделать уже несколько лет, однако до сих пор не мог решиться на это. В сотый раз он размышлял над тем, как отреагирует на звонок его мать. Узнает ли она его? Да и кем он вообще был для Ребекки? Сыном, которого она отдала незнакомцу по имени Конвиниус, потому что странные способности мальчика внушали ей страх? Или ребенком, который стремился к чему-то, чего она не могла ему дать, — зато мог дать незнакомец? Давид пока не мог преодолеть эту раздвоенность и чувствовал, что еще не в силах сделать шаг навстречу. Любила ли его Ребекка, несмотря ни на что? Этого он не знал. Он осторожно высвободился из объятий Меты, и та мечтательно улыбнулась во сне. Она нежно провела рукой по его спине и свернулась клубочком под шерстяным одеялом. Давид натянул джинсы и свитер и взял мобильник Меты. Когда он ступил босыми ногами на каменный пол длинного балкона, его встретили темнота и прохлада. Мгновение Давид не мог определить, кто больше радуется осеннему воздуху — он или волк, настолько единым чувствовал себя с ним. Где-то на заднем плане послышался голос Конвиниуса, напоминавший о том, что не следует доверять демону. Но он просто не хотел этого слушать.

На балконе не было ни горшков с цветами, ни складного стула. По словам Меты, ветер так неприятно обдувал здание, что выйти на балкон было все равно что выйти на улицу, так зачем же там сидеть? Но Давид уже понял, что Мета тоже подчиняется закону города и не любит находиться на улице.

Прошло некоторое время, прежде чем ему удалось выяснить номер телефона некоего бара, и еще подождать, пока на другом конце послышался голос Янника, недовольно назвавшего свое имя.

— Привет! Как дела? — спросил Давид и закусил от волнения нижнюю губу.

Он частенько вспоминал о друге, но до сих пор не мог заставить себя выйти с ним на связь. Хотя это, может быть, и трусость, нельзя было не принимать во внимание, что Янник — член стаи Хагена. Стаи, от которой исходила опасность, о чем Давиду не хотелось даже думать. Иначе он был бы обязан собрать свои вещи и исчезнуть из жизни Меты.

На другом конце воцарилось молчание, и Давид уже начал опасаться, что по ошибке нажал не ту кнопку, когда услышал тяжелый вздох Янника.

— А как ты думаешь, как у меня дела, после того как ты смылся?

— Мне очень жаль, но что я могу поделать?

— Может быть, вернуться?

Судя по всему, Янник не рассчитывал на положительный ответ. В его голосе слышалась горечь, которая была ему совершенно не к лицу.

— Послушай, Янник. Я не вернусь. Я уже говорил об этом Мэгги…

— Ты не хочешь возвращаться, это точно? — грубо перебил его Янник. И прежде чем Давид успел что-то ответить, добавил: — Тогда можешь поцеловать меня в зад!

И положил трубку.

Сначала Давид хотел набрать номер снова, но остановился. Волк зашевелился, предлагая передать Яннику сообщение, от которого он не сможет отвернуться так же легко, как от телефонного разговора. Но Давид колебался. Он мог понять друга. Он ушел в мир, где не было места для Янника, даже если бы тот решился переступить границы Хагена. Он задумался над тем, не отправить ли к нему волка, но потом отказался от этой мысли. Выхода не было — и Янник понял это первым. Любая попытка быть ближе только ухудшит ситуацию.

Давид обхватил себя руками за плечи и бесцельно уставился в ночь, не обращая внимания на утешительное поскуливание волка. Итак, на пути в собственную жизнь он обрубил все концы. Это уже случилось, и смысла оборачиваться назад не было.

Морозная ночь

Совсем скоро ему придется вернуться к хранителю, и он не мог этому сопротивляться. А в ней все было таким зовущим, таким согревающим. И он, прислушиваясь к стуку ее каблучков, к ее дыханию, высунулся сильнее. Ей нравилось гулять по темным улицам, которые — как обычно в этом городе — принадлежали ей одной.

Он по-прежнему не понимал, почему понадобилось так много времени, чтобы найти ее. Можно подумать, что такую силу излучения, которая была присуща ей, трудно заметить! Настоящий фейерверк в темноте. Однако прошло немало времени до той поздней летней ночи, когда он нашел ее, а она — его хранителя. Было ли это действительно случайностью?

Вдруг оказалось, что он высунулся слишком сильно. Она повернула голову в его сторону, но он не стал сливаться со спасительной тенью. Он хотел, чтобы она увидела его. Поглядывая на него краем глаза, она пошла дальше, причем не быстрее, чем раньше. Ее запах, который доносился с ветром, говорил о том, что страха она не испытывает. То, что она не собиралась бежать, даже не отпрянула, придало ему мужества. Ему стало просто необходимо пробежать рядом с ней несколько шагов, может быть, мельком дотронуться до нее, прежде чем вернуться к своему хранителю. Когда его шерсть коснулась ее ног, у него возникла безумная надежда, что, может быть, она приоткроет врата, которые до сих пор открывались только во сне. Потом он услышал ее негромкий смех и вдруг забыл о своих желаниях. Осталось только здесь и сейчас…

Мета стояла перед зеркалом в спальне и теребила бюстгальтер-балконетт, из которого ее грудь угрожала вот-вот вывалиться. С точки зрения фигуры совместная жизнь с Давидом была сущей катастрофой. И не только потому, что он умел ужасно хорошо готовить. Он еще и постоянно соблазнял ее, а она позволяла себе съесть лишнее. Кроме того, они с Рахель выяснили, что их роднит любовь к еде. Так они в составе веселого трио проводили богатые на калории вечера. Результатом стали отчетливо округлившиеся формы, что Давид с удовольствием подчеркивал в своих кормительных ариях, потому что в отличие от самой Меты ему ее новые формы очень даже нравились. Не то чтобы новая фигура в форме песочных часов казалась ей некрасивой. Но она превращала ее в другую женщину… Она чувствовала себя значительнее, решительнее и какой-то… более волнующей. В последнее время ей пришлось выслушать несколько ядовитых намеков от Евы, да и мама была обеспокоена тем, что дочь набирает вес, но с этим было на удивление легко смириться. Ведь втайне она огорчалась из-за каждого нетронутого блюда, которое ей пришлось отставить на протяжении всех этих лет. Так вот она какая, выходит, новая Мета: во многих смыслах просто ненасытная! Хорошо, что с тех пор они с Карлом больше не встречались. Он был единственным человеком, которого она считала способным одним лишь взглядом положить конец ее новому развитию.