— Спасибо вам обоим, — промолвила она, — но я немного устала и должна идти в номер. Я дам знать, если мы сможем присоединиться к вам, скажем, часов в семь вечера. Подходит?

— Разумеется, — любезно ответил мистер Бичем. Когда Филаделфия скрылась в отеле, он выразительно посмотрел на жену. — Ну, что я тебе говорил?

— Ты прав: девушка влюблена, а этот прохвост не ценит ее. Бедняжка. Я надеюсь, что нашим дочерям хватит ума не влюбиться до замужества.

— Тоже мне открытие, — обронил мистер Бичем, с нежностью дотрагиваясь до руки жены.

Она посмотрела на мужа и покраснела как школьница.

— Не смейся надо мной, Оран. Ты не был молодым иностранцем, швыряющим деньги на ветер, да к тому же очень красивым. Ты зарабатывал на жизнь своим трудом, что украшает мужчину. Я сразу тебя раскусила, хоть и была влюблена.

— Да еще как, — заметил Оран, пожимая ей руку.

— Ты собираешься найти мистера Милаззо?

— Да.

Филаделфия взглянула на маленькие французские каминные часы, когда они пробили четверть восьмого. Эдуардо так и не вернулся. Впрочем, она знала, что он не вернется. Напрасно она нарядилась.

Она нервно ходила по гостиной в вечернем платье изумрудно-зеленого цвета. Его турнюр был украшен большим плоским бантом, концы которого подпрыгивали при каждом ее шаге, в то время как подол мягко шелестел по ковру. Сумма, которую ей пришлось заплатить горничной, чтобы та помогла ей одеться, расстроила ее. Если бы Эдуардо пришел к назначенному часу, он помог бы ей с корсетом и застежкой. Нарядившись в вечернее платье с голыми плечами и корсажем, украшенным гирляндой из искусственных цветов жасмина и листьев розы, она поняла, что никуда не пойдет.

Звук открываемой двери заставил ее на какое-то время забыть, как она была зла на Эдуардо, потому что он явился собственной персоной. Не говоря ни слова, он подошел к ней и, заключил в объятия, одной рукой придерживая за талию, а другую запустив ей в волосы. Он нежно целовал ее в ухо, прося на португальском простить его.

Филаделфию сразу же охватило ни с чем не сравнимое удовольствие, которое возникало каждый раз, когда он дотрагивался до нее. Однако напряженность момента заставила ее забыть, что это ощущение уже стало для нее привычным. Внезапно она почувствовала, что его рука, переместившись на спину, начала расстегивать ей платье.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Я хочу видеть тебя обнаженной.

Филаделфия отпрянула от него, и охватившая ее радость сменилась прежним раздражением.

— Ты пьян!

Он улыбнулся ей, и на его щеках появились соблазнительные ямочки.

— Самую малость, menina. Помимо тебя, я нашел в Америке еще одну вещь, которая мне очень нравится. Кентуккийский бурбон. Ты непременно должна попробовать его.

— Мне казалось, что ты лишен по крайней мере этого мужского недостатка.

Эдуардо усмехнулся, но, когда ее слова дошли до него, нахмурился.

— Что еще за мужские недостатки? У меня нет никаких недостатков.

— А как расценивать то, что ты едва держишься на ногах?

— Мужчина может выпить при случае.

— Похоже, что у тебя сегодня было с дюжину таких случаев. Теперь я понимаю, что напрасно наряжалась, чтобы пойти в оперу. Твое место в постели.

Черные глаза Эдуардо загорелись огнем, и он снова притянул ее к себе за талию.

— Да, мое место в постели, menina. Идем со мной, и я докажу тебе, до чего же я хорош в постели.

— Я не это имела в виду, — ответила Филаделфия, упираясь руками ему в грудь.

— А я это самое. Я хочу раздеть тебя и перецеловать каждый дюйм твоего тела. Это займет много времени. Я все делаю основательно, как тебе известно.

— Я приняла другое решение — пойду в оперу одна. А ты можешь оставаться тут и слоняться весь вечер по номеру.

И Филаделфия оттолкнула его. К ее удивлению, он не потерял равновесия. Схватив ее за запястье, Эдуардо самодовольно улыбнулся.

— Я совсем не пьян, menina. Мне просто нравится, что алкоголь будоражит кровь, но я не размяк и могу исполнить любое твое желание. Мы пойдем в спальню, как это принято у цивилизованных людей, или займемся любовью прямо здесь, на ковре? Лично я предпочитаю ковер. Видеть тебя лежащей здесь обнаженной и удовлетворенной — это мне по душе.

Раздражение боролось у Филаделфии с удивлением, и она, обхватив лицо Эдуардо ладонями, крепко его поцеловала.

— А сейчас, — сказала она, отстраняясь, — послушай меня внимательно, синьор. Сегодня вечером мы приглашены в оперу. Это для меня прекрасная возможность продемонстрировать твои украшения. Разве не для этого мы здесь?

Эдуардо наблюдал за ней с нежностью в глазах.

— Неужели тебе так хочется пойти туда? Наверное, ты чувствовала себя очень мерзко, оставаясь одна в этом номере?

— Да, и еще раз да.

— А позже, когда мы вернемся из театра, ты ляжешь обнаженной на ковер.

— Посмотрим, — ответила Филаделфия, покраснев. Эдуардо улыбнулся и прижался к ней щекой.

— Ты будешь размышлять, а я только об этом и буду думать.

— Ты не хочешь переодеться к обеду? Мы уже сильно опаздываем.

— Мы могли бы и опоздать. Во всяком случае, я очень этого хочу. — Эдуардо протянул к ней руку.

— О нет! — Филаделфия отодвинулась от него. — Я потратила изрядную сумму денег на горничную, которая помогла мне одеться, и поэтому не хочу идти в театр вся измятая и всклокоченная.

— Но позже, menina, позже я тебя всю изомну, зацелую и залижу…

— Синьор!

— Хорошо. Но ты меня разочаровала. В конце концов, это наша последняя ночь здесь. Завтра мы уезжаем из Саратоги.

— Почему? Ведь ты потратил такие деньги в надежде продать драгоценности.

— Я выиграл больше, чем стоят все они. — Он улыбнулся ей такой очаровательной улыбкой, что все в ней перевернулось. — Ты не хочешь поцеловать победителя?

— Нет. Боюсь не устоять.

Филаделфия довольно быстро догадалась, что опера не относится к числу любимых развлечений Эдуардо. К концу второго акта она услышала за спиной его ровное дыхание и поняла, что он задремал. Она виновато улыбнулась Бичемам, в чьей ложе они сидели, и обратила свое внимание на сцену. Она ничуть не удивилась, обнаружив, что публика Саратоги проявляла к опере ничуть не больше уважения, чем в Нью-Йорке. Люди расхаживали из ложи в ложу, вполголоса делясь друг с другом новостями.

Не удивило ее и то, что самое большое внимание уделялось их ложе. Ее появление рядом с Эдуардо вызвало настоящий фурор. По частым вспышкам отраженного света она видела, что многие лорнеты и бинокли направлены в ее сторону. Она ощутила смутное беспокойство, подумав о том, что тот неприятный незнакомец, который днем остановил ее, сейчас сидит в полумраке театра и наблюдает за ней.