Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выручал железный закон бомбардировщиков: плотнее строй — и защищай товарища от врага своим огнем. Что же, сидеть и ждать, когда тыл пришлет истребители? И бомбардировщики частенько летали одни. И несли потери, хотя к пяти «шкасам» на борту Су-2 полковые умельцы добавили шестой пулемет, дегтяревский, — в хвосте. Штурман теперь мог отстреливаться из него от истребителей, атакующих самолет снизу, сзади. Да и сам бомбардировщик ближнего действия Су-2, легкий, одномоторный, достаточно маневренный для этого класса машин, стал в руках опытных пилотов 135-го полка и разведчиком, и штурмовиком, а в критической ситуации — и истребителем.
— Надо слетать мне. И разведать и побомбить, — в ответ на рассказ Янсена предложил помощник командира полка капитан Анатолий Иванович Пушкин, летчик высокого класса, прошедший боевое крещение в небе Китая рядом с Антоном Губенко.
…Спустя много лет генерал-лейтенант авиации в отставке А. И. Пушкин рассказал, что было в тот день дальше.
Пушкин вернулся через 45 минут — обычный тогда срок полета Су-2 на боевое задание.
— Отбомбился, — сообщил он. — Танковые колонны явно идут на соединение в районе Лохвицы. Надо бомбить!
— Товарищ командир! Разрешите мне лететь? — подошла к Янсену старший лейтенант Зеленко.
За плечами Екатерины Зеленко, заместителя командира 5-й эскадрильи, к 12 сентября было 40 боевых вылетов, 12 воздушных боев, 60 уничтоженных танков и автомашин и до батальона немецкой пехоты. Командование полка собиралось представить ее к высокой правительственной награде. Но было в полку и негласное решение: Катю беречь, в боевые полеты пускать пореже — единственная она в полку была женщина.
И Янсен отдал приказание лететь экипажу Лебедева.
А Катя не уходила, стояла навытяжку, смотрела умоляюще.
— Летите в паре с Лебедевым, — решил командир.
— Можно на вашем самолете? — спросила Катя, обратившись к Пушкину.
— Можно.
Уже из кабины Су-2 Катя крикнула:
— Товарищ командир! Тут ваши планшет и краги.
— Ладно, пусть там будут! — махнул рукой Пушкин.
— «Синенький, скромный платочек!» — донеслось сквозь рокот мотора: с этой песней всегда уходила в полет Катя Зеленко.
Пушкин ждал экипажи минут через 45–50, а пока занялся неотложными делами: из штаба ВВС 21-й армии извещали, что вероятно срочное перебазирование полка в город Лебедин Сумской области. К Берестовке, где располагался полк, подходили немцы.
Но ни через 45, ни через 50 минут экипажи не вернулись. Только через час из штаба 21-й воздушной армии позвонил Лебедев и доложил, что они со штурманом капитаном Гавричевым находятся на аэродроме в Лебедине. На них напали семь «мессеров», бомбардировщики приняли бой, но в облачности потеряли друг друга. О судьбе экипажа Зеленко он ничего не знает.
Вслед за звонком Лебедева в полку появился усталый, раненный в руку штурман Кати, лейтенант Павлык. Все бросились к нему:
— Что с Катей? Где она?
— Мы отбивались от семи «мессеров». Экипаж Лебедева потеряли в ходе боя. Я был ранен. Катя приказала:
«Прыгай!» Я открыл люк, оглянулся и увидел: голова Кати клонится к приборной доске. Видно, она была ранена или…
— Не говорите Павлу, — быстро сказал кто-то.
Но капитан Павел Игнатенко, командир 4-й эскадрильи, стоял за спиной Павлыка и, бледный, сжав зубы, слушал рассказ.
— Но ты же не видел ее убитой?! Ведь не видел же! — вскричал он. — Значит, еще ничего не известно!
Он не хотел верить, что Катя погибла. Через день ей должно было исполниться 25 лет.
…Они поженились месяц назад, в августе. Павел уговорил. Идет война, неизвестно, насколько затянется, они должны быть вместе.
Впервые Павел обратил внимание на Катю в харьковском Доме офицеров. Даже не узнал вначале: стройная девушка в белом платье и светлых туфельках грациозно кружилась в вальсе, улыбаясь чему-то радостно и ликующе. Она ли? Павел привык к ее обычному наряду — гимнастерка, бриджи, сапоги, пилотка. А тут — сама грация, сама женственность, и эта радостная улыбка!
Он подошел к ней, так оробев, что долго не знал, что сказать. И наверное, это неловкое молчание и заставило Катю заметить его среди уверенных и быстрых на слово ухажеров. Они стали тайком встречаться — ходили в кино, театр, на концерты.
Вскоре Павел попросил Катю стать его женой.
Но Катя считала, что ей, единственной в полку женщине, неудобно стать замужней дамой. Даже когда поняла, что беременна, утягивалась потуже, чтобы не замечали однополчане изменившейся фигуры, и продолжала летать.
«Перед войной Катя преждевременно родила двойню — сыновей, — рассказывает сестра летчицы Любовь Ивановна Лагода. — Один родился мертвым, другой прожил двенадцать часов. Очень она убивалась… Сохранилось ее письмо с фронта от 6 июля 1941 года: «Я летаю с портретом маленького кучерявого Валентина и с волосиками своего сыночка. Это все у меня в медальоне…»
Валентин — это сын второй нашей сестры, Сони. А волосики — сыночка Кати и Павла».
В мае 1941 года Павла направили на учебу в Москву, в Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского.
— Давай, наконец, распишемся, — приступал он к Кате.
— Меня тоже обещают направить в Жуковку через год. Там, в Москве, и распишемся, — отговаривалась она.
Но 22 июня 1941 года смешало все планы.
«Паша, мой любый! Сегодня лечу на фронт, пожелай мне удачи. Я знаю, Паша, что война будет для меня суровым испытанием, но я уверена в себе — вынесу, переборю любые трудности. Я их никогда не боялась и не боюсь.
Мое поступление в академию, сам понимаешь, придется пока отложить до времени, пока полностью разобьем врага.
Твоя Катюша».
Павел с этим письмом в руке пошел проситься назад, в полк, и, прибыв туда, твердо сказал, что надо сыграть свадьбу. Пусть все знают, что они муж и жена. Уговорил. После боевых вылетов собрались летчики 4-й и 5-й эскадрилий в большой палатке, накрыли стол.
Было много тостов за жениха и невесту, за мир и лад в семье, за любовь…
Нет, не мог Павел поверить, что Кати больше нет, никогда не будет… Он расспрашивал наблюдателей из батальонов аэродромного обслуживания, не видели ли того боя 12 сентября, но тот, что мог видеть, перебазировался на другой участок фронта.
Он писал запросы в госпитали Харькова и Москвы: разнесся слух, что кто-то видел тяжело раненную девушку-летчицу в санитарном поезде, уходящем в Харьков. Но ведь в боевых авиачастях Катя была тогда одна-единственная! Однополчане, сочувствуя товарищу, тоже везде расспрашивали о Кате, и кто-то сказал, что женщину-летчицу эвакуировали на Урал вместе с госпиталем. Павел написал на Урал и ждал ответа. Шли бои, и Павел не просто сражался — он мстил за Катю.