Они недолго шли по узким улочкам и переходам Иерусалима, по пути, указанному Расулом.

– Кажется, это здесь, – сказал Али, – но здесь закусочная.

– И в ней подают вино, – добавил Егор.

Они спросили хозяина, и к ним вышел человек по описанию похожий на пресловутого еврея.

– Мы от Расула, – без обиняков сказал Али.

– Что вам угодно? – быстро спросил хозяин.

– Комнату снять.

– Прошу за мной, – пригласил хозяин.

– А поесть можно здесь? – спросил Егор.

– Можно.

– А выпить вина?

– Можно, только вначале я покажу, где вы будете жить.

Комната находилась на втором этаже, и окна выходили на улицу.

– Чем будете платить, и будете ли платить вообще?

Али протянул ему монету. Хозяин, разглядев золотой динар, одобрительно кивнул:

– Можете меня звать Енох, хотя для всех остальных мое имя Джакомо. Располагайтесь и спускайтесь вниз. Я приготовлю для вас чего-нибудь.

Еврей ушел.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Али.

Вместо ответа Егорка облапил его и потряс. У Расула он был сдержан и не давал волю чувствам.

– Я рад тому, что мы снова вместе, – сказал он.

– И вновь ищем твою сестру, – добавил Али, освобождаясь от медвежьих объятий друга, – и вновь, ты вызволил меня из плена. Благодарю тебя.

– В этом мире все повторяется, – ответил Егор, – мы живем вечно, проживая одну и ту же жизнь. Просто забываем об этом.

– Но, судя по твоему радостному выражению лица, на этот раз судьба сестры тебя не особенно беспокоит.

– Моя сестра, как кошка. Она вывернется из любой ситуации. Я убедился в этом. Подозреваю, что на этот раз она станет женой короля Иерусалима.

– Увы, – заметил Али, – Конраду, всего семь лет.

– Ее это не остановит, – возразил Егор. – Уж, коли, она пошла по этому пути, будет идти до конца.

– Мне слышится упрек в твоих словах. Не осуждай ее. Человеку только кажется, что он волен в выборе.

– Хочешь поспорить? – осведомился Егор. – Хотя с верующими трудно спорить. Ведь ты верующий!

Али покачал головой.

– Уже нет, – обронил он.

– Не пугай меня, – сказал Егорка, – это с каких же пор ты, богослов, знаток Корана, стал неверующим?

– После, – отмахнулся Али, – я слишком трезв, чтобы говорить об этом.

– Ну, тогда, пойдем вниз, выпьем вина, потолкуем о том, о сем.

Енох накрыл им на внутренней веранде:

– Здесь, вы можете сидеть спокойно, никто из крестоносного сброда сюда не сунется. Это место для своих.

Для города, находящегося практически в мусульманской изоляции, стол в таверне был накрыт сверх меры: перченное вяленое мясо, сыр, хлеб, оливки и несколько видов овощных салатов, сдобренных иной маслом, иной кислой простоквашей, смешанной с сухой мятой, а иной виноградным уксусом. В довершении ко всему Енох принес фаршированную рыбу, приготовленную на гриле. В центре этого великолепия раздувал свои бока глиняный кувшин. Хозяин приветливо улыбался:

– Я многим обязан Расулу. Его друзья – это мои друзья. Останетесь довольны моим обслуживанием. Могу предложить еще свинину на вертеле.

– Мы едим свинину? – спросил Егорка товарища и, не дожидаясь ответа, сказал: – Мы не едим свинину. И этот сыр, он нехорошо пахнет, тоже убери, он заплесневел от порчи.

– Ну что вы, – обиделся Енох, – это деликатес, самый дорогой сыр. Я, правда, его не ем, но франки обожают.

– А рыба, очень вкусная, – похвалил Егорка, – как она называется.

– Это чупра, а вино сирийское, очень хорошее.

– Это правда. Я как раз оттуда, – подтвердил Али, – выпейте с нами.

– С удовольствием, почему бы и не выпить с хорошими людьми.

Он сломал печать на кувшине и наполнил глиняные чаши.

– Посуда простая, не обессудьте. Все свое добро я потерял из-за этих проклятых крестовых походов. Ваше здоровье!

Он быстро осушил свою чашу. Глядя на него, друзья в свою очередь припали к чашам. Вино, в самом деле, оказалось отменным. Али оценил его вкус.

Енох довольно улыбнулся.

– Говорят, что это вино пьет сам Малик Ашраф – правитель Сирии.

– Я надеюсь, что это не последний кувшин? – спросил Али.

– Нет, не последний. Но это вместительный кувшин. Вам должно хватить.

– Как знать, – возразил Али.

– Давно вы здесь? – спросил Егорка.

– Всего два года, и за это время мое заведение стало лучшим в городе. Свободных столиков почти не бывает. До этого я жил в Германии, пока эти ублюдки в очередной раз не вздумали освобождать Гроб Господень. Проходя через Германию, они устроили еврейский погром. Я потерял все свое имущество. Чудом уцелел и долго скитался, пока не попал сюда. Я здесь единственный еврей. Смешно, да? В Иерусалиме нет ни одного еврея. Простите, меня зовут.

Хозяин поднялся.

– Откуда такое изобилие? – спросил Егорка, прежде чем он ушел.

– Проклятые венецианцы, вся торговля в их руках. Мой родственник хотел доставлять сюда товары. Не пустили. У них эксклюзивное право на торговлю. Но снабжение отменное. Я к вам еще загляну.

Еврей ушел, оставив друзей наедине. С открытой веранды, на которой они расположились, была хорошо видна окрестность. Пологая часть холма уходила вниз, а далеко вдали начинался другой холм, вершину которого венчали городские постройки и купол храма.

– Должен заметить, что для многобожника ты слишком хорошо осведомлен о христианстве, – заметил Али, наполняя чаши вином.

– В пути моим спутником был христианский монах.

– Это многое объясняет.

– Да уж. Наслушался я от него. Не знал куда деваться.

– Зачем же ты связался с ним?

– Сначала нам было по пути. А затем во сне ко мне явился человек и попросил помочь ему. Я не смог отказать.

– Во сне человек особенно беззащитен, – заметил Али, не выказав никакого удивления.

– Так что, Христа ты не признаешь? – спросил Егорка.

– Почему же, признаю, но мне ближе Мухаммед. И знаешь почему?

– Ясное дело.

– Нет, совсем не поэтому. Просто, Мухаммед никогда не заявлял о своей божественной сущности. Он не брал на себя сверх меры. Он всегда говорил – я человек, я смертен. Я только передаю божественную волю.

Егорка кашлянул и поднял чашу. Али последовал его примеру.

– В самом деле, хорошее вино, – заметил Али, – в Дамаске я в полной мере не оценил его вкус.