На местах большевики продолжали активно сотрудничать с другими левыми группами «революционной демократии». В частности, в дни созыва Московского Государственного совещания (12–14 августа), которое расценивалось левыми как «смотр контрреволюционных сил», Московский Совет рабочих депутатов сформировал «для защиты правительства и Совета от посягательств контрреволюции» Временный революционный комитет на паритетных началах: по два представителя от эсеров, меньшевиков и большевиков. В дни мятежа генерала Корнилова стихийно сложившийся на местах единый фронт всех левых сил стал главным фактором, обусловившим поражение путчистов.

После корниловских дней, показавших реальную силу и влияние Советов, большевики вновь возродили свой прежний лозунг и на нём спустя два месяца пришли к власти. Месячный период его отсутствия в пропаганде большевиков оказался слишком кратковременным, чтобы серьёзно отразиться на их политической практике. Широкие массы, судя по всему, вообще не заметили этого отсутствия. Для них большевики что в августе, что в сентябре были теми же самыми. Именно эта кратковременность не позволила июльскому экстремизму Ленина развернуться в полной мере и оказать роковое воздействие на тактику большевиков. Ленина и его партию также сильно выручил экстремизм их противников, вернувший политическую ситуацию во многом к той, что была до июльских событий.

Ленину были свойственны резкие повороты в оценке политической ситуации. При этом, что характерно, определяющим мотивом для него служило вовсе не стремление обострить конфронтацию со своими оппонентами. Ленин исходил только из соображений практической пользы, как он их сам понимал в каждый конкретный момент. Сразу после провала корниловского выступления он стал высказывать такие мысли, за которые ещё месяц назад сам себя подверг бы жестокому разносу за «конституционные иллюзии».

1 сентября 1917 г. Ленин пишет статью «О компромиссах», в которой просто ошеломляет своим полным разрывом с теми установками, которые давал партии после июльских событий: «Теперь наступил такой крутой и такой оригинальный поворот русской революции, что мы можем, как партия, предложить добровольный компромисс… эсерам и меньшевикам. Лишь как исключение, лишь в силу особого положения, которое, очевидно, продержится лишь самое короткое время… Компромиссом является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков.

Теперь, и только теперь, может быть всего в течение нескольких дней или на одну-две недели, такое правительство могло бы создаться и упрочиться вполне мирно. Оно могло бы обеспечить, с гигантской вероятностью, мирное движение вперёд всей российской революции и чрезвычайно большие шансы больших шагов вперёд всемирного движения к миру и к победе социализма.

Только во имя этого мирного развития революции — возможности, крайне редкой в истории и крайне ценной …только во имя её большевики… могут и должны, по моему мнению, идти на такой компромисс.

Компромисс состоял бы в том, что большевики, не претендуя на участие в правительстве… отказались бы от выставления немедленно требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование»[167].

Однако, отправляя 3 сентября эту статью в редакцию «Рабочего Пути» (так после запрещения газеты «Правда» в июле стал временно называться главный печатный орган большевистской партии), Ленин счёл необходимым сделать пессимистическую приписку: «Пожалуй, те несколько дней, в течение которых мирное развитие было ещё возможно, тоже прошли… По всему видно, что дни, когда случайно стала возможной дорога мирного развития, уже миновали»[168].

Тем не менее ещё в течение нескольких дней Ленин продолжал изыскивать перспективы мирной тактики большевиков. В статье «Задачи революции» вождь большевиков вновь взывал в том же духе: «Наше дело — помочь сделать всё возможное для обеспечения «последнего» шанса на мирное развитие революции… Взяв всю власть, Советы могли бы ещё теперь — и, вероятно, это последний шанс их — обеспечить мирное развитие революции, мирные выборы народом своих депутатов, мирную борьбу партий внутри Советов, испытание практикой программы разных партий, мирный переход власти из рук одной партии в руки другой»[169].

В статье «Один из коренных вопросов нашей революции» Ленин опять отстаивал немедленное взятие власти Советами как единственную мирную альтернативу хода революции. А в статье «Русская революция и гражданская война» Ленин, основываясь на опыте борьбы с Корниловым, подчёркивал: «Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной»[170].

Тем более неожиданным для соратников Ленина стал его очередной крутой поворот, проделанный в середине сентября. 15 сентября большевистский ЦК получил два письма своего вождя, броско озаглавленные «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». Они представляли собой резкий отказ от прежних установок на мирное развитие революции и призыв к скорейшему насильственному захвату власти. Шок был настолько сильным, что ЦК, собравшись на экстренное заседание в тот же вечер, постановил сжечь все экземпляры обоих ленинских писем, оставив в партийном архиве лишь по одному каждого из них. Были приняты меры к тому, чтобы партийные организации не узнали о новом повороте во взглядах Ленина, хотя первое письмо было адресовано им не только Центральному Комитету, но и партийным комитетам обеих столиц. Более того, редакция «Рабочего Пути» во главе со Сталиным весь сентябрь продолжала публиковать прежние статьи Ленина, в которых он доказывал возможность компромисса с меньшевиками и эсерами и ратовал за мирное развитие революции.

Что же так испугало сподвижников Ильича? Анализируя последние события, Ленин делал вывод: «Активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать её. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет». Отсюда следовала установка: «На очередь дня поставить вооружённое восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства. Обдумать, как агитировать за это, не выражаясь так в печати». «Взяв власть сразу и в Москве и в Питере (неважно, кто начнёт; может быть, даже Москва может начать), мы победим безусловно и несомненно»[171], — выражал уверенность Ильич.