— Я не знаю ничего насчет тех двух случаев.

— Или не хотел о них знать. Деньги, как правило, притупляют нравственное любопытство. И это естественно. Поработав с Маркусом, ты уже прекрасно знаешь, что ни он, ни я никогда никому не угрожаем. Пока что почти все вокруг считают его в высшей степени достойным человеком, каких по пальцам перечесть. И еще вот что скажу: люди склонны считать себя честными — но лишь потому, что их честность никогда не подвергалась проверке, потому что их никогда не заставляли платить истинную цену этой самой честности. Я говорю тебе все это, потому что ты мне нравишься. В тебе я вижу себя молодого. И я хочу уберечь тебя от многих бед и огорчений… Твое прошлое, Майк, мне известно от самого начала, — продолжал Генри. — Ты был рожден для скучной, блеклой жизни. Потому-то я тебя и взял к себе. И я знаю о твоем прошлом даже больше, чем ты сам. Мы с Маркусом предпочли бы и дальше потихоньку растить из тебя преемника, неспешно вводя во все сложности нашей работы, но, боюсь, теперь всему придано ускорение. Ты, парень, всегда был развит не по годам. Ты можешь сделаться великим. Когда-нибудь ты можешь даже стать мною. Выбор за тобой.

Он подошел ближе, нависнув надо мной:

— А теперь скажи мне: в том доме ты говорил с Хаскинсом? Он тебе что-нибудь сообщил? Он что-то тебе передал?

Я чувствовал на себе цепкий взгляд Маркуса, готового уловить малейшее движение на моем лице, любое напряжение мускулов, каждую каплю пота. Если я и солгу, то изменническое тело само выдаст правду.

— Нет, — ответил я.

Маркус не сводил с меня изучающих глаз.

— Хорошо, — наконец кивнул он, и я понял, что прошел проверку.

— И мы одинаково видим события минувшего уикэнда? Верно? — спросил Дэвис.

Они хорошо играли свой спектакль — впрочем, другого я от Дэвиса и не ожидал. Он выдал мне историю для обложки — дескать, пытались остановить, но безуспешно, — достаточно правдоподобную, чтобы облегчить мою совесть. По его собственному разумению, злодеев тут никаких не было, и в соответствии с его, Дэвиса, правдой мне следовало переиграть в голове события того вечера и вспомнить их совсем в ином свете.

«Да» он заставлял звучать так незначительно — подумаешь, всего лишь маленький шажок в цепочке других, что я проделал в «Группе Дэвиса». И каждый из них вроде бы едва заметен, но в один прекрасный день ты вдруг обернешься и глазам не поверишь — оказывается, ты успел заложить свою душу! Генри говорил так легко и непринужденно, словно переспрашивал о планах на ближайший ужин, а вовсе не покрывал двойное убийство и подкуп Верховного суда. Сущий пустячок — всего лишь сказать «да».

Две пары глаз снова вперились в меня в ожидании ответа.

— Да, — кивнул я. — Совершенно верно.

— Замечательно, Майк. Ты, несомненно, понимаешь, что в «Группе Дэвиса» весьма поощряется преданность. Маркус, не подскажешь, кто в истории нашей фирмы был самым молодым партнером?

— Коллинз. Он стал партнером в тридцать шесть.

— Ты на пороге рекорда, Майк.

— Спасибо, — ответил я.

— Хорошенько все обдумай, Майк. Главное здесь, конечно, свобода выбора. К тому же это едва ли наша последняя с тобой беседа.

Дэвис промурыжил меня еще минут двадцать пять, прощупывая, что у меня на уме. Я держался как стойкий солдатик, не выказывая страха, хотя от каждого его слова у меня сжималось все внутри, так что вскоре я уже с трудом разговаривал.

— Значит, мы поладим, — наконец сказал Генри.

— Да.

Дэвис передал мне лоток, я выгреб оттуда свои вещи, и он проводил меня к выходу. Прежде чем отпустить, Генри взял меня ладонью за плечо и развернул к себе:

— И если ты что-то еще припомнил или о чем-то попросту забыл упомянуть — сделай это сейчас. Полагаю, ты достаточно долго здесь просидел, чтобы и без моего напоминания оценить всю тяжесть ситуации. Это дело вызовет необычайный резонанс, на нас начнут давить. И если тебе понадобится об этом поговорить — приходи к нам. Потому что, если ты вздумаешь вынести сор из избы, мы узнаем об этом еще до того, как ты это сделаешь. Уверен, ты и сам это отлично понимаешь.

— Безусловно.

С выплатами они выждали приличное время, так что это ничуть не выглядело как откуп. Мне выдали квартальную премию и повысили жалованье за профессиональные заслуги — в целом набежало двести тысяч баксов на будущий год. Маркус известил меня, что дел в фирме временно поубавилось и что, если я хочу взять отпуск, могу это сделать в любой момент.

Просто возьми деньги и сиди помалкивай. Если бы я пошел по этому пути, все было бы намного проще. Однако, несмотря на все мое здравомыслие, я пока что не готов был полностью продаться Дэвису. Я не был злобным наемником-убийцей, хотя имел к тому все шансы: довольно скоро меня станут разыскивать за зверское убийство Ирины и судьи. Сказать Дэвису с Маркусом «да» было единственным способом выдержать ту нашу беседу. Если я собирался связаться с Риверой или федералами или в припадке суицидальной злобы найти припрятанную Хаскинсом улику и самому завалить Дэвиса, мне бы не помешало прикинуться, будто я подыгрываю, и тем самым оттянуть время. Что еще я мог поделать? Устроить Генри и Маркусу благополучный финал в стиле киногероев Джимми Стюарта и отвести их за ручку в полицию с чистосердечным признанием? Никаких шансов. Я мог либо подыграть им, либо притвориться, что я на их стороне. Я это знал — и чертовски был уверен, что Дэвис с Маркусом тоже это знают, а потому будут отслеживать каждое мое движение.

От моей двоюродной сестры Дорин пришла голосовая почта. В следующее воскресенье меня приглашали на вечеринку по случаю первого причастия ее сына. Я уж хотел было стереть приглашение — лет пять-шесть от нее не было ни слуху ни духу, — но ей удалось-таки зацепить меня за живое. Дорин обещала приготовить тушеную говядину по маминому рецепту.

Как я уже говорил, хочешь с успехом развести лоха — используй его жадность против него самого. От этого приглашения сильно попахивало подставой. Я даже знал, что за пару дней до мероприятия она позвонит мне и намекнет, что отец тоже может приехать, и уточнит, приняли ли мы приглашение. И я не такой уж поганец, чтобы ответить ей «нет». Может статься, отец всем этим и дирижирует. По крайней мере, забавно узнать, что этот малый пока не растерял своего умения разводить людей.

Я мог ему позволить эту маленькую слабость. Дело в том, что мне необходимо было немножко пообщаться со старым пройдохой. Передо мной сейчас стоял сомнительный выбор: то ли подыграть Генри и сохранить все блага своей новой светлой жизни, то ли наябедничать в полицию на Уильяма Маркуса по прозванию «Я знаю девять способов грохнуть парня конвертом». Соблюсти пресловутую воровскую честь — или сделать то, о чем когда-то мама упрашивала отца: «Просто все им расскажи». Теперь, когда я балансировал на тонкой грани, ответ уже не казался мне столь категоричным.