До вечера уцелевшие занимались стаскиванием трупов в большие кучи, под которыми заблаговременно наложили побольше сухих стволов.

Колмадорийцев сносили в одну сторону, аджеронов — в другую. Со всех предварительно снимали кольчуги, латы, иную защиту: всё это ещё пригодится живым.

На закате, когда на долину легли тёмные тени вершин, запылали большие костры, далеко по округе потянуло палёным. А остатки войска — вполовину меньше того, что пришли на битву — израненные, молчаливые, выстроившись в неровные колонны, покидали место сечи, уходя к городу Сновту. На подводах, тянувшихся за колоннами, лежали тяжелораненые и сваленное до времени оружие, кольчуги, латы и щиты тех, кому оно уже не понадобится. Тут же лежали разрубленные туши убитых в битве лошадей, чьё мясо планировали использовать для прокорма воинов.

Молва всегда идёт впереди. При подходе войска в городе вспыхнул мятеж, некоторых аджеронов убили и сбросили со стен в ров. А кому-то удалось спастись, они гнали коней прочь от города, вознося молитвы богам за сохранённую жизнь.

Войско стало ввиду городских стен. Постепенно появились шатры, палатки, строились тёплые загоны для лошадей, повсюду разъезжали конные дозоры. Эрл отдал приказ не входить в город, дабы не разлениться на зимнем постое и не утратить боеспособность. Более того, шёл набор желающих вступить в ополчение.

Из города и окрестных сёл к лагерю потянулись подводы с фуражом. Туда же гнали отары на прокорм воинства, везли одежду и всё прочее, необходимое для обустройства военного лагеря и пропитания большого количества людей.

К тому времени как подул листобой, оголяя деревья, гоня по серому небу тяжёлые рваные тучи, в стане колмадорийцев появились иноземцы. Быстро прошёл слух, что это альгамрские наёмники, призванные обучать новое войско. Вместе с наёмниками появились и купцы с длинными караванами подвод под охраной молчаливых хмурых парней. В подводах везли оружие и доспехи, необходимые для предстоящих битв.

Одного из купцов Эрл Сур велел повесить, когда выяснилось, что привезённое оружие плохого качества. Весть об этом мгновенно распространилась. Поговаривали даже, что после этого пара караванов повернула назад, не доехав до колмадорийского лагеря.

С караванами же приходили вести о том, что поделывают недруги, не собираются ли нагрянуть внезапно, пока колмадорийцы не набрали большую силу. Но всё говорило о том, что зимой аджероны в поход не пойдут. Да и нет сейчас у барона людей после полного разгрома войска, и не желает он ссориться. Напротив, сам ищет возможности встретиться с дворянами для обсуждения условий похода на его родной Аджер.

Колмадорийские дворяне посмеивались над этим: мол, мы ещё своего короля не видели на троне, а уже должны идти воевать за какого-то иноземного барона, добывая ему корону. Многие соглашались с тем, что в предложении Сиурда Тувлера есть подвох: он приглашал всех в Пиерон. Но дворяне не верили в его миролюбие, зная о непреклонном характера барона, и вообще о заносчивости аджеронов, считающих колмадорийцев еретиками. Послов вполне могли схватить и казнить, обезглавив восставших, а потом разбить неорганизованное войско.

Со стен горожане уже могли наблюдать и слышать, как под звуки рогов и бой барабанов строятся, перестраиваются и перемещаются по широкому полю большие группы вооружённых людей, старающихся держать строй. Чуднó было горожанам видеть это построение, но с каждой неделей у воинов получалось всё лучше и лучше. А в лагерь всё прибывало и прибывало пополнение.

Давно лёг снег, а войско ежедневно вытаптывало его, утрамбовывая. Воины уже не просто перемещались по полю, а сражались тупым оружием, оглашая окрестности многоголосым криком, ржанием лошадей, звоном клинков и звуком боевых рогов.

Они готовились к битвам настоящим.

К концу марта весеннее солнце растопило сугробы, потекли по кривым улочкам Пиерона грязные ручейки, неся муть за стены в крепостной ров, где ещё держался потемневший лёд, усыпанный всякой всячиной, что бросали со стен вниз как ненужную.

На краях крыш повисли сосульки, днём беспрерывно капающие, подмерзающие к вечеру на всю ночь.

В один из солнечных дней, когда светило уже припекало, но воздух был наполнен сыростью, а от выстуженных за зиму стен и узких улиц веяло холодом, барон созвал на военный совет ближних дворян.

Сиурд сидел, небрежно откинувшись на спинку трона, того самого, где восседало не одно поколение Саорлингов. Он стоял на небольшом возвышении, покрытом тёмно-красным нермутанским ковром искусной работы с узорами в виде разноцветных завитушек. Сводчатый каменный потолок сходился над троном в виде шатра. Узкие, похожие на бойницы окна закрытые цветными квадратиками стёкол давали мало света. По краям возвышения горели светильники на треножных подставках. Место, занимаемое бароном, было освещено лучше остального зала, где на скамьях, застеленных мягкими коврами, сидели призванные Сиурдом дворяне. Тут же находились наиболее знатные из дворян, сбежавших из Сновта при приближении к нему восставших.

Хорошо знавшие Тувлера понимали, что за этой небрежной, уверенной позой как раз и кроется тщательно и умело скрываемое беспокойство. Им было известно, если барон показушно небрежен, значит, дела идут из рук вон плохо.

Сиурд был облачён в длинную бордовую свитку[8]из бебряни[9]с оплечьем, расшитым золотыми нитками. На голове красовалась соболья шапка с рассыпавшимися из-под неё светлыми волосами по могучим плечам.

Столь несвойственное барону одеяние, постоянно носящему кольчугу, опоясанному мечом, ввергало приглашённых в растерянность.

Когда все расселись поудобнее и притихли, Тувлер заговорил. Рокот низкого уверенного голоса разносился по гулкой зале.

— Дошёл до меня слух, будто погряз я в ненужной суете, за добро за своё трясусь, измену против короля умыслил. Лишь немногие из вас понимают замыслы мои, идущие дальше слабых глаз и умов распускающих обо мне слухи грязные. Скажу сейчас и особливо, чтобы отвести ненужное от своего имени доброго.

Наш юный король слаб. Данное ему богами право наследования престола при такой слабой воле привели Аджер к междоусобице. Да вы и без меня знаете о том. Кто-то из вас скажет, так захотели боги. И он будет прав, потому как людям неведом их промысел. Так могу ли я своей волей противиться данному богами? Я не жду от вас открытого ответа. Пусть каждый сам ответит себе на мой вопрос. Любой из сидящих здесь знает, что не присягал я на верность Ренвальду Первому, и не преклонял пред ним колена.

После смерти Инегельда Пятого моё сердце полностью принадлежит моей стране, её сейчас рвут на части потерявшие меру вельможи. Династия Атмунов на протяжении веков собирала земли в единое целое, а Инегельд завоевал Колмадор, тогда как его слабовольный сын может потерять всё. Так должен ли я, истинный сын своей страны, терпеть это? Моя ответственность перед богами — моя забота. Также напомню вам, что род Тувлеров имеет право на трон Аджера. Генеалогическое древо рода свидетельствует о том, что мой далёкий предок был сводным братом первого короля из династии Атмунов.