— Но это неправильно! Линда, ты не обязана…

— Я обязана этой семье всем! — отрезала девушка, пытаясь высвободиться из моего захвата. — Благодаря этой семье моя мать смогла хорошо устроиться в жизни, я выросла в приличных условиях, потом, когда мы с мамой перестали быть нужными леди Руне, нам позволили остаться тут. У меня все хорошо… Пустите меня, мэтр! Я должна найти Яго. Мальчика нет в его комнате…

— Малыш все это время был у меня, — сказал я. — Наверняка он еще там. С ним Буян.

Линда просияла, одарив меня таким горячим взглядом, что я чуть не потерял контроль над собой. Эта девушка мне нравилась, и было заметно, что наши чувства взаимны. Все труднее становилось сдерживаться, особенно сейчас, когда ей грозила неведомая пока опасность.

Как бы то ни было, до отведенной приезжему некроманту комнаты мы дошли вместе. Несколько раз наши пальцы соприкасались, и тогда словно огонь бежал по жилам. И когда, забрав Яго, Линда удалилась, я остался опустошенным, чувствуя странную боль в душе.

От тоскливых размышлений меня спас, как ни странно, Зверь. Черный кот возник словно из пустоты и принялся с утробным урчанием тереться об мои ноги. Присев, чтобы погладить животное, я неожиданно для себя разобрал в его мурлыканье несколько слов:

— Пр-рим-ходи… на захорр-р-ронение… скор-р-рее…

«Эта девчонка на свободе… Зря! Ох, зря! Поторопились, отпустили… А как мне теперь все устроить? Сначала этот мэтр Белла, теперь она… А время уходит! Новая смерть должна была выглядеть естественно на фоне остальных. Не устраивать же пожар!»

— Не с-стоит… пож-жалееш-ш-шь…

— Кто здесь?

— Не с-с-старайс-с-ся — всс-се равно не увидиш-шь.

— А, это ты! Зачем ты здесь?

— Хочу забрать то, что мне обещ-щано.

— Еще рано!

— А когда будет пора?

— Я скажу.

— Сс-с-смотри! Я не буду долго ждать… Этот некромант подош-шел с-с-слиш-шком близ-ко. Он много з-нает. И он дос-с-статочно с-с-силен, чтобы тебе помеш-шать…

— Ничего. Он не успеет!

Тихий шорох, скрип деревянных перекрытий, порыв ветра. Незримый собеседник ушел, но ощущение чужого присутствия осталось.

Ночью на кладбище всегда бывает тихо и спокойно. День закончился, суета улеглась, можно присесть на крайнюю могилку и подумать о возвышенном. Например, о том, что вся наша жизнь — это как бы один долгий и трудный день, который должен смениться ночью и сном. Одни утверждают, что сон этот вечный, а другие говорят, что потом обязательно следует пробуждение. У нас, некромантов, как всегда своя правда. После смерти душа уходит на вересковые поля, где встречается с душами предков. Даже человек без рода и племени, не знающий своего истинного имени, и то на той стороне узнает наконец, кем были его родители. Вечный пир, вечный праздник встречи — время на вересковых полях останавливается… Тело же остается лежать в земле, постепенно превращаясь в прах и пыль, если какой-нибудь некромант не вздумает выкопать его для своих экспериментов. Он же может выдернуть душу с пира и впихнуть в это тело — чаще всего в наказание. А бывает, что душа не отправляется на вересковые поля, задерживается в мире живых, становясь призраком, привидением, а покойник — упырем… Вариантов масса. И если для большинства все известно, то всегда остается и меньшинство.

Вот об этом я и подумал, сидя на камешке и глядя на две тени, скользящие ко мне между надгробий. Собственно, тень-то была всего одна, другим был мой давешний знакомый. Так-так, а мы, оказывается, можем удаляться далеко от места погребения? Вот уж не думал, что умертвие способно спокойно подниматься на поверхность. Некрополь-то остался под нами!

Вообще-то жуть, как подумаешь: наверху старое, даже можно сказать древнее, кладбище, где камни проросли травой, а от имен почивших ничего не осталось — если они вообще были, эти имена. Этим могилам более полутысячи лет. А глубоко под ними — еще одно кладбище. В этом, собственно, и состоит уникальность местного захоронения — оно двойное. Но не думал я, что меня пригласят сюда. Обычно, как я уже говорил, студентов водят в подземелья. А это место для большинства оставалось просто рощицей — между старых надгробий тут и там были высажены деревья, которые скрывали от посторонних забытые могилы.

— Привет, — поздоровался я, когда двое приблизились вплотную.

— Явилс-ся, — прошипело умертвие, и было непонятно, чего больше в его голосе — удивления моей глупости или восхищения моей смелостью.

— Ага! Как можно пропустить такое мероприятие — посещение старого кладбища! Уютное местечко… Прямо душа радуется! — Широким жестом обвел все вокруг. — Тут так хорошо, спокойно…

— Отдохнуть желаете? Уйти от суеты? Можем ус-строить, — прошелестела тень рядом со мной.

— Нет, спасибо. Суета — мое второе имя, — правильно понял я намек.

— В таком случае не будете ли вы столь любезны вс-стать с чужой могилы?

Любой другой бы тут же вскочил, рассыпаясь в извинениях. Но я лишь закинул ногу на ногу:

— А что? Где хочу, там и сижу!

— Это вам можно с-сидеть, ходить и лежать повс-сюду, — ощетинился призрак, и в воздухе резко повеяло холодом. Таким холодом, что дыхание стало замерзать, словно вернулась зима, а кожа вмиг покрылась пупырышками. — А у нас-с ес-с-сть одно месс-с-сто, там и леж-шим!

Как же призраки любят шипеть! Наверное, они думают, что это придает им веса в глазах людей. Не знаю, может быть, простого смертного и впечатлили бы мгновенно выросшие клыки, но только не меня. Насмотрелся, знаете ли! И много он такими кусалками сможет отгрызть? Он же призрак! Причем настолько древний, что лишь шипеть и пугать может, — вся остальная сила, если и была, давно выветрилась.

Тот быстро понял, что его актерский талант не оценен по достоинству, и вернул себе прежний вид.

— В с-самом деле, вс-с-станьте, пожалуйсс-ста! Это — моя могила!

— Да? — Я поднялся, отряхивая штаны. — В таком случае что вы делаете так далеко от нее?

— Полож-жение обяз-сывает. — Призрак внимательно осмотрел плиту, словно боялся, что я проломлю ее своим весом, но трещин не обнаружил и, довольный, снова воспарил над землей. — Так чем обяз-саны?

— Как это — чем?

— Тебе нужна информация, — напомнило умертвие. — У них она есть.

— Только делиться не хотят, — вспомнил я.

— А то! И знаешь почему?

Мой собеседник присел на то же надгробие, с которого меня только что согнали, расположившись так вольготно, что я тут же пристроился рядом. Хозяин могилы начал что-то шипеть, но я отмахнулся от него, очерчивая на земле ножом круг. У призрака от такой наглости аж челюсть упала — в самом прямом смысле слова, бесшумно рухнув в траву белесой тенью. Умертвие весьма по-человечески вытаращило глаза: