После холодного приема, который оказал ему Холмвуд, Квинси не должно было удивить, что еще один из героев пытается отговорить его от планов мести. Но вот встретить пожилого профессора ночью, на улице, да еще в Лондоне, он никак не ожидал. Заподозрить в таинственном старике ван Хелсинга ему и в голову не приходило — такова была сила страха. Скорее всего профессор устал дожидаться его у дома и отправился на поиски. Квинси оттолкнул клинок в сторону.

Молниеносным движением ван Хелсинг вернул острие на место, заставив юношу вжаться в стену. Безысходная ярость, исказившая его лицо, ясно говорила: с таким человеком лучше не пререкаться. Чтобы подчеркнуть свои слова, старик крутанул лезвие, царапнув кожу. По шее Квинси потекла струйка крови.

— Вместо ответов ты найдешь лишь мрак.

— Да что за тайны вы все от меня так упорно прячете?! — воскликнул Квинси, надеясь, что старик не заметит дрожи в его голосе.

В глазах ван Хелсинга вспыхнул безумный огонек. У юноши перехватило дыхание; он уже не знал, уйдет ли из этого переулка живым. Однако лицо старика смягчилось. Взгляд его остался суровым, но все же теперь он больше походил на любящего дедушку, чем на сумасшедшего убийцу.

— Большинство из нас идет по жизни, не колеблясь в своей вере, — серьезным тоном произнес ван Хелсинг — точно профессор, зачитывающий последнюю лекцию студенту, в будущее которого не верит. — Другим везет меньше: однажды наступает минута, когда их вера подвергается испытанию. Тогда нужно делать выбор между светом и тьмой. Не всем достает силы и мудрости, чтобы выбрать правильно.

Ван Хелсинг отпустил Квинси и задвинул клинок обратно в трость.

— Возвращайся в Сорбонну, — бросил он. — Ради своей матери живи в блаженном забвении и оставайся одним из детей Господних.

Урок был закончен. Старик отступил в туман, развернулся и заковылял прочь, не оглядываясь.

Квинси кипел от злости. Дело ясное — мать подослала ван Хелсинга, чтобы тот внушил ее сыну, как он беззащитен и слаб. Но он ей еще покажет.

Дракула мертв. Теперь Мина в этом не сомневалась. Глазами Батори она видела его последние минуты. Ей хотелось оплакать их обоих — и Дракулу, и Джонатана, но времени уже не было. На нее велась охота. Если ей суждено выжить, то впереди ждет долгая череда одиноких дней и ночей — тогда она и даст волю скорби. Если же нет… Смысла в жизни Мины оставалось немного: муж отошел в вечность, сын ненавидел ее за поступки, значения которых не понимал. Ей необходимо вооружиться — и прежде всего знаниями. Даже если она погибнет, Квинси не должен остаться беспомощен перед злом.

Мина решила выяснить как можно больше о графине Елизавете Батори. Профессор ван Хелсинг часто говорил: «Прежде чем вступить с врагом в бой, узнай всю его подноготную».

Каждая из них вкусила крови другой; теперь между Миной и Батори установилась незримая связь — как было с Дракулой четверть века назад. Все ее помыслы, желания и тайны для графини как открытая книга. Но такая же лазейка появилась и у Мины: голова у нее шла кругом от многовековых воспоминаний, хлынувших потоком в сознании. Она отправилась в книжный магазин и перерыла десятки томов, пытаясь составить панораму жизни легендарной графини. История, которая должна была вселять ужас, удивляла и, как бы Мине это ни претило, захватывала. Подобно многим злодеям, Батори не родилась чудовищем, а стала им. Викторианская эпоха сковывала женщин по рукам и ногам, но в шестнадцатом веке им приходилось в десятки раз тяжелее: юную Батори выдали замуж за мужчину вдвое старше ее. Стоило взгляду Мины упасть на его имя, Ференц Надашди, как вспыхнула жгучая ненависть. В мозгу теснились образы насилия, рукоприкладства и чудовищной вони.

В сознании, вспышками света пронзая мрак, стали формироваться цельные ощущения. Они с Батори обменялись всего несколькими каплями крови, и Мина могла ухватить лишь разрозненные образы, однако этих фрагментов оказалось достаточно, чтобы сложить общую тягостную картину. Батори свободно говорила на венгерском, латинском и немецком языках — редкость для того века. Всегда аккуратная в записях, Мина сделала в тетради пометку и обвела ее кружком: «хорошо образована». Уже одно это обстоятельство делало графиню опасным врагом. Далее о Батори говорилось как о превосходной фехтовальщице и наезднице. Еще один повод для беспокойства.

Один пассаж заставил Мину на минуту отвлечься. Когда муж Батори ушел на войну, она поселилась у тети — графини Карлы. Перед внутренним взором тотчас возникло лицо этой женщины… и еще один образ: юная светловолосая девушка, болтающаяся на веревке. Что это значит? Кто она? За что ее казнили? Мина попыталась сосредоточиться, но образы истаяли, будто влага на запотевшем зеркале. В следующем абзаце сообщалось, что отношения племянницы и тети оборвались в один миг, когда семья Батори прислала за ней вооруженный отряд.

По словам историков, вскоре после возвращения у графини родилось двое детей. Воспитывали их, по обычаю той эпохи, гувернантки, но Батори показала себя любящей матерью. Мине было нелегко в это поверить. Чуть ниже автор писал, что дочь графини Урсула и ее сын Андрашад умерли в раннем возрасте от болезни.

Душу Мины переполнили гнев и горе. Перед глазами возник Ференц: ядовито ухмыляясь, он ударил Батори кулаком; затем, когда она рухнула на пол, пнул в живот и закричал: «Я остался без наследника! Господь наказывает меня за твои грехи!»

Мина чувствовала, как мутится разум графини, как черствеет ее сердце. Превозмогая боль в сломанной челюсти,

Батори сплюнула кровь и еле слышно проговорила, обращаясь не к мужу, но к самому Богу: «Ты отнял у меня всех, кого я любила. Теперь самые ненавистные твои враги станут моими друзьями. Я отберу у тебя то, чем ты дорожишь больше всего на свете. «Пустите детей приходить ко Мне».[41]Не твои ли это слова?» Как мать, Мина понимала ее, однако на такую ярость она была не способна. Негодование графини переродилось в палящий гнев, бунт против человека и Бога, который со временем поглотил ее целиком.

В январе 1604 года Ференц Надашди получил глубокую рану — говорили, не сошелся в цене с какой-то потаскухой. В сознании Мины возник новый образ: изящные руки графини отодвигают повязку на груди мужа; в ноздри ударяет отвратительное зловоние. Батори окропляет рану Ференца растертым навозом с серебряной ложки и аккуратно возвращает повязку на место…

Через несколько дней граф в жутких муках скончался. Причина смерти — заражение раны. Мине стало противно. Какая же нужна расчетливость, какая жестокость, чтобы убить подобным образом человеческое существо — пусть даже негодяя Ференца.

Сбросив узы брака и уверовав в личное превосходство над законами, дарованными Господом, Батори словно постигла истинную свою натуру. Новообретенных склонностей она отнюдь не скрывала и беззастенчиво завязывала отношения с местными женщинами. Крестьяне, некогда встретившие ее покровительство с восторгом, теперь побаивались, как бы ее безбожное поведение не навлекло беду на их земли. Они даже воззвали к властям с просьбой заключить графиню под стражу, но в итоге разбираться с Батори пришлось ее родственникам. Священников, явившихся от лица семьи, она прогнала. Чтобы не пострадала репутация рода, Батори на четыре года заточили в ее собственном замке. Мина увидела смутный образ «темного человека», навестившего графиню на исходе этого срока. Зачем он пришел — вызволить ее или спасти заблудшую душу? Как Мина ни напрягала память и воображение, на месте лица у неизвестного оставалась пустота. Она закрыла глаза, и на миг в мозгу возник образ Дракулы. Был он порожден воспоминаниями или ее собственным опытом, с полной уверенностью сказать не удавалось.