Вернувшись в Нью-Йорк, Рэнд не стала предпринимать попыток восстановить свои отношения с Изабель Патерсон. Чувствуя себя уютно в своем новом треугольнике с Натаном и Барбарой, она отклоняла попытки их общих с Патерсон знакомых организовать перемирие между ними, и вскоре разорвала отношения также и с Роуз Уайлдер Лейн. Как позднее рассказывала об этом сама Лейн, Айн и Фрэнк посетили ее дом в Коннектикуте, где у нее с Рэнд разгорелся жаркий спор на тему религии. Хоть Лейн и не была прилежной прихожанкой и не следовала ни одной из традиционных христианских доктрин, она твердо верила, что у Вселенной есть божественный создатель и считала атеизм Рэнд «несостоятельным». В письме к Джасперу Крейну Лейн описывала сцену, имевшую место быть после нескольких часов разговора: «Я сдалась и бормотала что-то о том, что следы Творения очевидны в нашем мире повсюду – а она, сочтя, видимо, что полностью разрушила мои построения, решила «добить» меня наивно-детским вопросом: «А кто же тогда создал Бога?». В тот момент я поняла, что совершенно неправильно оценивала ее интеллектуальные способности. Мы расстались дружелюбно, и с тех пор я больше никогда ее не видела». Лейн вспоминала, что ее оттолкнуло как само заявление Рэнд, так и манера, с которой оно было сделано. В момент, когда она задавала свой последний вопрос, Рэнд говорила с «предельно высокомерным торжеством», обрушив на собеседницу «испепеляющий взгляд». Тот инцидент подтвердил подозрения Лейн насчет того, что Рэнд занимает крайне индивидуалистскую позицию, и сделал еще более явными различия между ними. Рэнд искренне полагала, что ей удалось обезоружить Лейн. На следующий день та отправила ей длинное письмо с целью дальнейшего прояснения своей позиции – поля которого Рэнд покрыла критическими замечаниями. Она никогда не ответила на это письмо, и их отношения не получили дальнейшего развития.

Разрыв Рэнд с Лейн предвосхитил растущую важность религии в правом крыле американской политики. За годы, прошедшие с момента публикации «Источника», религия выдвинулась в самый авангард политического дискурса страны. Рэнд четко помнила, когда именно наметился этот сдвиг. В период с середины до конца сороковых она «не воспринимала тему религии в политике чересчур серьезно – потому что такой угрозы тогда не было. Консерваторы не привязывали свои идеи к Богу. Не было серьезных попыток провозглашать что если вы хотели быть консерватором или поддерживать капитализм, то вам необходимо основывать свои убеждения на вере». Но к 1950 все изменилось. По мере того, как приближалась холодная война, коммунизм всегда и везде начал выставляться безбожным, а капитализм привязывался к христианству. Блестящий дебют Уильяма Ф. Бакли-младшего, книга «Бог и человек в Йеле», лихо переделывал предложенное ранее Рэнд и Хайеком светское противостояние индивидуализма и коллективизма, в настоящее религиозное противоборство, утверждая, что на самом деле борьба идет на более высоком уровне, и это – «дуэль между христианством и атеизмом». Два года спустя, в своей культовой автобиографии «Свидетель», Уиттакер Чемберс назвал коммунизм уделом «людей, лишенных Бога», для которых культ собственно человека стал суррогатом, подменяющим традиционную религию. Рассел Кирк ввел в моду понятие «нового консерватизма» в своей книге 1953 года «Консервативное сознание», провозглашавшей важность религиозного традиционализма. Даже американские интеллектуалы левого толка – и те тянулись к теологическим построениям бывшего социалиста Рейнгольда Нибура.

Однако Рэнд на фоне всего этого лишь стала еще более убежденной атеисткой. На одной из коктейльных вечеринок она встретила молодого Бакли, однозначно провозглашенного героем вечера. Как всегда, она была очень прямолинейна, сказав ему со своим отчетливым русским акцентом: «Вы слишком умны, чтобы верить в Бога!». Бакли был изумлен и оскорблен. Он обратился за советом по этому поводу к другим либертарианцам (включая Изабель Патерсон) – и, поскольку Бакли был основателем National Review, являвшегося рупором американской консервативной мысли, Рэнд стала одной из его излюбленных мишеней. Она была не единственной среди либертарианцев, кто отказывался признавать новую доктрину религиозного супрематизма. Сочетание консерватизма, капитализма и христианства породило в правом крыле настоящее осиное гнездо, разжигавшее религиозно-политические баталии на страницах издания ФЭО The Freeman и среди членов общества «Мон Пелерин». К концу десятилетия светское либертарианство находилось уже в тени религиозного нового консерватизма – но, конечно, оно никогда не исчезало полностью. Одним из живых свидетельств его жизнеспособности являлась сама Айн Рэнд.

Ее оппозиционный настрой по отношению к религии возрастал по мере того, как она писала «Атлант расправил плечи». Изначально в числе забастовщиков присутствовал и священник, отец Амадеус. Он должен был стать ее «идеальным изображением философа-томиста», персонажем, который демонстрировал бы все самое лучшее, что может, в теории, являть собой человек, которого религия привлекает своим нравственным кодексом. По ходу истории Амадеус должен был осознать зло, таящееся в идее всепрощения, и в одной из важных сцен начать забастовку, отказавшись отпускать грехи одному из отрицательных персонажей. Но в конечном итоге Рэнд пришла к выводу, что присутствие в романе священника будет компрометировать ее взгляды на вопросы рациональности. Все прочие положительные герои являлись представителями уважаемых профессий, которые она хотела прославить. Включение в этот список священника фактически было равносильно признанию ею значимости религии как таковой. Поэтому Рэнд полностью убрала этого персонажа из текста произведения.

Несмотря на разочарования в Риде, Лейн и Патерсон, когда она только-только вернулась в Нью-Йорк, Рэнд все еще была заинтересована в том, чтобы найти друзей среди политически ангажированных интеллектуалов. Та деятельность, которую она вела в Калифорнии, а также годы общения по переписке помогли ей прочно закрепиться в множестве либертарианских сообществ. Теперь она вновь ярко заблистала на нью-йоркской политической сцене. Став теперь более осторожной в своем выборе потенциальных союзников, Рэнд сторонилась официальных организаций или партнерств. Больше никогда в своей жизни она не занималась какой бы то ни было поддержкой идей, в которые не верила сама. Еще в период своего сотрудничества с КРАД она познакомилась с политическим активистом Джозефом Брауном Мэтьюзом по прозвищу «Док» – убежденным антикоммунистом, который помогал конгрессмену Мартину Дай су и сенатору Джозефу Маккарти выявлять американцев, ведущих подрывную прокоммунистическую деятельность. Мэтьюз начал приглашать Рэнд на многочисленные консервативные обеды и вечеринки. На этих мероприятиях она познакомилась с группой людей, отчасти напоминавших ее бывших соратников по предвыборному штабу Уэнделла Уилки. В послевоенную эпоху консервативное движение росло и ширилось – и Рэнд больше не являлась единственной интеллектуалкой в нем.

Одним из первых либертарианцев, которым Рэнд протянула руку дружбы, стал Людвиг фон Мизес, короткая встреча с которым состоялась во время одной из ее поездок на восток. В то время, как другие академики, заинтересованные в свободном рынке, Мизес находился настолько далеко от экономического мэйнстрима, что ни одно серьезное академическое учреждение не было готово его нанять. В конце концов фонд Волкера смог обеспечить ему место приходящего профессора в университете Нью-Йорка, где Мизес получал зарплату все от того же фонда (как и его ученик Хайек в Чикаго). Мизес был тесно связан также с Фондом Экономического Образования Леонарда Рида, где он регулярно читал лекции и воспринимался как постоянный сотрудник. Хоть его отношения с ФЭО и напоминали аналогичные отношения Рэнд, между ней и Мизесом, все же, существовал ряд серьезных различий – по большей части, в том, что касалось вопросов морали. Люди со стороны могли видеть в Мизесе приверженца капитализма – но сам он твердо верил, что его экономические теории являют собой науку в чистом виде, и что они полностью оторваны от его личных политических предпочтений и воззрений. «Мизеанская экономика» подчеркнуто игнорировала понятие морали, что, на взгляд Рэнд, являлось опасным упущением. Но все же она не теряла надежды, что Мизес и остальные смогут принять ее точку зрения. Она считала, что ей нужен лишь подходящий случай, когда она смогла бы доказать им, что у нее имеются наиболее последовательные и взвешенные аргументы.