Толстяк, думая о чем-то своем.

Рыбка не клевала, хоть тресни!

— Выберет какого-нибудь своего дружка, будет тот в Излучном свои делишки проворачивать…

— Какие делишки? — легкая тень интереса промелькнула в голосе казначея.

А я в душе не чаял, какие делишки: молол уже всё подряд!

— Ну… Излучное же на Великой стоит… Там торговцы проплывают мимо, можно разное купить… по цене выгодной…

Я смотрел на разгорающиеся угольки карих глаз Толстяка и понимал, что иду в верном направлении. Мохечеката хотел торговать, он умел торговать, и жизнь в нашем сероводском аппендиксе претила ему!

«Погоди-ка! — озарило меня. — Он ведь наверняка нагрелся на собранной кукурузе. Всяко, немалая часть податей к его рукам прилипла. У него ямы, поди, ломятся от запасов — а продать некому!».

— А ведь человек мог и с пользой поехать! — загундел я с удвоенным усилием. — Он может проезжих купцов в Крыло зазывать.

— Владыко! Совершенно недопустимо, чтобы посланник поехал не от владычного Дома! Следует послать нашего родича, человека из дворца, надежного и понимающего в высокородном общении!

Перезрелая груша упала к моим ногам. И я настолько обнаглел, что решил по этому поводу еще и обобрать моего нечистого на руку казначея.

— Да как тут послать сородича? — плаксиво вздохнул Недоносок. — Куакали с ним большие подарки для Иттануаки дает.

Не будем уточнять, что подарки предполагалось взять из «императорских» закромов.

— Я дам больше, — с придыханием потянулся ко мне Толстяк.

Продано!

Дальше мы немного поторговались на тему: сколько и чего даст Толстяк — и разошлись. А на следующий день в тронном зале разразилась маленькая буря. Мохечеката заламывал руки и негодовал о том, что репутации владыки чуть не был нанесен непоправимый удар. Он требовал достойного посольства в Излучное, освященного самим Змеем, с достойными дарами. Куакали огрызался, но как-то неконкретно. Что-то вроде «меня в этом доме, кажется, обидеть хотят».

Глыба сидел в углу, и ему было совершенно наплевать на происходящее. Медработник косился на меня, как бы спрашивая: чью сторону принять? Ннака, знавший поболее других, наслаждался сценой и время от времени бросал взгляд в мою сторону: нет, это, правда, ты устроил? Я же сидел, что твой сфинкс, подавляя любые эмоции. Я всего лишь глупый Недоносок и не хочу ничего решать.

Спор ожидаемо выиграл Толстяк, как более заинтересованный. Куакали, в принципе, было всё равно, кто сообщит Носачу грустную новость. Главное, пролонгировать договоренность. Поэтому, когда Мохечеката объявил о своем щедром даре для посланника, махнул рукой. Вот тут единственный раз рот мой раскрылся, и сфинкс «неуверенно» произнес:

— Наверное, неправильно, если дары будут исходить не от владыки, а от другого человека. Дядюшка, возможно, следует сначала передать их в казну? А потом уже отправить в Излучное с гонцом Дома.

Мохечеката легко согласился. Стоит ли говорить, что эта идея мне пришла в голову еще вечером? Стоит ли добавлять, что из барахла Толстяка в Излучное отправилось далеко не всё? Всякие там тряпки, перья, шкурки, камушки и прочие селебрити-аксессуары я с легким сердцем засунул в дарительные мешки, а вот пару топоров, нефритовые ножи и пряности нагло присовокупил в доходную часть бюджета моей «империи». Перетопчется Носач — ему и так немало достанется!

На следующее утро я сам выехал провожать посольство. Две большие лодки бойко шли вниз по Серой Воде уламывать имачату Излучного подождать еще месяцок. Я смотрел им вслед с чувством глубокого удовлетворения и покоя. Меня устраивал любой из исходов этого предприятия. Если Носач психанет и разорвет помолвку — вообще здорово! Если нет: что ж, я всё равно получу свой месяц и проведу его с максимальной пользой.

А еще мне было очень приятно смотреть на Мохечекату, излучавшего удовольствие. Как же! Воспользовался болтливостью Недоноска, переиграл Хозяина, всех обошел! Послал своих людей в Излучное: и с Носачом отношения укрепит и с проезжими торговцами связи наладит. Разбогатеет! Он радовался чистой радостью, что наколол всех, что от его хитрости может быть хуже и владыке (мне то есть) и всей Четландии. А я радовался, что, сам того не зная, Мохечеката наоборот сделал доброе дело. Оттеснил Куакали от посольских дел, собирается привлечь торговцев с Великой реки к Крылу.

А мне этого ничего не стоило! Даже слегка заработал.

— Володыко! — мой оцколи несся к реке широченными шагами и вопил мне издали. — Там Кочи на площади… Обезумел!

Глава 22

Если ты силен, притворись, что слаб

Кочи был не на самой желтой площади. Всей своей массой он ломился во дворец, тогда как несколько сородичей, да и просто «отзывчивых» людей старательно его оттаскивали. Однако, даже их усилий явно недоставало: борьба шла с переменным успехом, так что вождь рода Волосатого Человека то «сползал» на желтые кирпичи площади, то продавливал себя на дворцовое подворье.

Кочи не обезумел. Кочи просто был пьян. Ровно настолько, чтобы кукуха уже могла слегка поехать, но сил еще оставалось в избытке. Его пьяные вопли я услышал издалека, пока мой паланкин только колыхался по узким улочкам Крыла. Уловить смысл не удавалось. Зато, вырулив на площадь и оказавшись позади вождя-хулигана, я разобрал главное:

— Да что он мне может сделать! — ревел Кочи. — Слабак!

Понятненько… Значит, ко мне в гости рвется.

Четлане, утихомиривавшие вождя, увидели меня, заробели, выпустили бузотера и даже как-то в стороны подались (чтобы не зацепило «императорским» гневом). Кочи же провалился в возникшую пустоту. Сделал пару спешных шагов, выравниваясь — и растерянно замер. Как будто отсутствие борьбы лишило его цели. Неспеша повернувшись, пьяница увидел меня.

— О! — удивился он и развел руками, как бы говоря «а вот и он».

Я молчал, не зная, что тут сказать. Мой паланкин обрастал челядью, что внушало некоторую уверенность. Кочи же, увидев, что «зрительный зал» полон, решил, что пора выступать.

— Расфуфырился! — скорчил глумливую рожу вождь. — Думает, он тут главный! Дарит! Отбирает!

Кочи явно терял нить мысли и решил себя взвинтить.

— А по какому праву? По какому праву, я спрашиваю?! — у него аж вены на висках вздулись.

Это было более смешно, чем страшно, но я не забывал, кем я должен быть в общих глазах.

Слабаком и трусом.

Так что «император» неуверенно заозирался в поисках поддержки. Но все вокруг были притворно-послушны и старательно бездеятельны. Если сородичи Кочи пытались его как-то урезонить, то по-настоящему наехать на вождя рода не решался никто.

— Но я… — проблеял я максимально неуверенно. — Я представляю Дом владыки… Я сам владыка! Сам Золотой Змей Земли…

— Чо ты змеями прикрываешься? — оборвал меня Кочи. — Ты сам за