– Кто твой шеф? – спросил офицер МРНБ.

– Чарли Браун, – ответила Кэрри.

Ее топили еще дважды, и на сей раз Кэрри решила, что точно умрет. Потеряла сознание. Когда ее привели в чувство, она раскололась: Перри Драйер, Багдад. Штаб операции «Железный гром» во Дворце Республики.

– Что ты делаешь в Иране? – спросил дознаватель.

Робеспьер, де Брюйн, «крот» – Кэрри о нем рассказала, умолчав об Эрроухэде и Уарзере в Кербеле.

– Лжешь, дура, – ответил офицер. – Чтобы бы ни затеяли американцы, мы будем готовы. Они угодят в ловушку. Даже если у них получится сокрушить какую-то часть революционных сил, то что нам помешает отправить подмогу на следующий же день?

– Не знаю, – взвыла Кэрри. – Хватит, пожалуйста. Я простой оперативник. Прошу, прекратите…

Офицер МРНБ наклонился к ней, и Кэрри испугалась, что его гнусная харя станет последним, что она увидит в этой жизни. Даже чудом уцелев, она этой рожи не позабудет.

– Ты лжешь, Джейн Мейерхофф. Мы оба это знаем, ведь так?

Он сделал жест помощникам возобновить пытку.

– Не-ет… – взвыла Кэрри. Ее стошнило прежде, чем вода полилась на лицо, и на сей раз Кэрри выложила остатки сведений: – Это ловушка. «Хищники» и «Апачи» устранят любое сопротивление, но смысл операции не в этом, – ничего не соображая, задыхаясь, проговорила она.

– Тогда скажи, в чем он, и я велю прекратить пытку, – сказал офицер МРНБ. – Серьезно, мне она удовольствия не доставляет. Khahesh mikonam, Джейн.

«Ну, скажи им все. Только имени своего не называй».

– Хватит, – простонала Кэрри. – Больше не выдержу. Пожалуйста…

– Тогда признавайся, и мы закончим.

– Бакуба. После бойни докажут, что это «Революционная гвардия» убила американцев, – всхлипнула Кэрри. – Нам плевать на Ирак, все дело в иранской ядерной программе. Нужен повод, чтобы напасть на ваши ядерные объекты. Не только в Эраке и Натанце. Мы знаем и про «Форду», и почему он расположен близ Кума. «Форду» для вас – что Геттисберг для американцев. Вы чтите павших во время «Священной обороны», в вашей войне с Ираком. Не зря вы там разместили центрифуги, «Форду» для вас священен. А еще он связан с Кумом и пришествием Двенадцатого имама, Махди, истребителя неверных. Мы все поняли. Раскусили вас! – прокричала Кэрри.

– Значит, Бакуба – ловушка для Ирана? – вслух подумал офицер МРНБ. – Говори, шлюха!

– Да! Мы знаем, знаем, что это джихад. Знаем, что такое «Форду», что он значит для вас. «Железный гром» – это повод для Америки и Израиля раз и навсегда уничтожить ваши ядерные заводы!

– Живо, – обратился офицер к подручным, – заткните ее! Уберите прочь! – Он грозно посмотрел на них. – Чтобы никто об этом не узнал. Никто!

Полотенца с головы так и не сняли. Кэрри отволокли в тесную бетонную камеру, там заковали в наручники и бросили на пол. Кэрри лежала, сгибаясь в рвотных позывах и плача. Она выдала все, кроме своего настоящего имени. Предала страну и все, во что верила.

Наконец она села. Кожу покалывало, как будто через тело пропустили ток. Слишком долго Кэрри не принимала лекарство. Она уставилась на трещину в стене, и эта трещина вдруг начала расти. Как под микроскопом. Из нее полезли жуки и бактерии размером с ладонь, они хлынули на пол и устремились к Кэрри. Набросились на нее, начали пожирать. Ее словно кололо одновременно миллионом крохотных игл. Кэрри безуспешно попыталась стряхнуть с себя паразитов.

Какая-то часть ее мозга твердила: это неправда! Кэрри сходила с ума, чего боялась больше всего, даже сильнее, чем пыток, еще с того дня в Принстоне, когда узнала, что больна биполярным расстройством. «Сосредоточься, Кэрри, тебя хотят казнить. Да пошли вы, уроды! Клала я на вас».

Жуки ели ее, прогрызали себе путь внутрь, а после – наружу. Никто ее не убьет, она и так мертва, умирает. Кэрри легла на бок, прямо на бетонный пол, и заснула.

Позже – через день, а может, всего через час – пришел офицер МРНБ в сопровождении двух охранников и сообщил: Кэрри приговорили к смерти. Сказал просто и сухо.

– Придут охранницы и переоденут тебя. В хлопковую накидку, для приличия.

Сказав это, он развернулся и вышел. Кэрри слышала, как удаляются его шаги по коридору. В камеру через щель в двери заглянул тюремщик. «Так и будут следить за мной, пока не явятся палачи», – подумала Кэрри.

У нее ничего не осталось. Жаль, нельзя было повидаться напоследок с родными. С отцом, Фрэнком, с сестрой Мэгги и ее дочками. Кэрри так и не увидит, как растут племяшки. Что им скажет ЦРУ? Не много: Кэрри Мэтисон погибла при исполнении служебных обязанностей, вот и все.

Бред. Что бы они ни сказали, значения это не имеет. Главное – то, что ее не станет. Кто-нибудь вообще о ней вспомнит? Уарзер? Саул? Верджил? Перри? Ну и маленький же у нее мирок, для человека, который исколесил почти весь мир.

Кэрри просто исчезнет, пропадет, как и ее мать – та ушла в день, когда Кэрри отправилась в колледж. Растворилась, точно струйка дыма в воздухе, – ни привета, ни ответа.

«Так что же, мам, я, как и ты, исчезну? Не зря ли? Не зря ли я проработала на страну? И все ради чего – чтобы исчезнуть как ты? Стану тем, кого никогда не было?

Саул, ты, который вечно смотрел на меня из-за очков, будто филин. Доволен теперь? Пустил в ход меня всю, до последнего кусочка. Забрал все. У меня даже гордости не осталось».

Пришли две охранницы. Одна, взглянув на Кэрри с жалостью, переодела ее в черную чадру и забрала мокрую тюремную робу. Женщины вышли, и дверь за ними захлопнулась. По коридору разнесся дикий вопль, который не смолкал, пока не примчались охранники и не избили несчастную пленницу. Эхо ее криков еще звучало в темноте, тогда как сама безумица молчала. «Вот и я схожу с ума», – подумала Кэрри.

Наконец пришли и за ней – Кэрри услышала шаги в коридоре. Без лекарств она на все реагировала куда острее. Видела все, слышала все. Думала про себя: не убивайте меня, только не сейчас, когда я наконец ожила.

Тюремщики остановились у двери камеры. Вставили ключ в замочную скважину, провернули. Вошли. Надели Кэрри на голову мешок; напоследок она успела заметить лицо офицера МРНБ.

Ее вытолкали из камеры и повели по коридору: двери, повороты, снова двери; кто-то грубо хватал ее и подталкивал, веля торопиться.

Внезапно Кэрри оказалась на улице: ощутила наконец свежий воздух. Так значит, ее повесят. Господи, только бы сдохнуть быстрее, не мучиться.

Странно, почему не печет солнце? Неужто ночь на дворе? Холодно.

В тюрьме часы у Кэрри отняли сразу, так что время она определять не могла.

Ее усадили в машину, пристегнули. (Она так и осталась в наручниках, с мешком на голове.) Странно, зачем пристегивать Кэрри ремнем безопасности, если скоро на шею ей наденут петлю? Она даже невольно улыбнулась. Позади в салон бросили что-то тяжелое. Вроде как чье-то тело.