— Ты уволен, — просто говорю я, наблюдая, как небольшие волны тревожат не замершие участки Ист-Ривер. — По приезду на Манхэттен, передашь обязанности Сэму.

Я устал. Устал от всего.

Моя жизнь начала катится вниз кубарем с того момента, как я стал президентом компании, и упала в пропасть, когда я отвел Лили к алтарю. Раньше Дели шутила, что это «проклятое кресло». Сейчас ее шутки не вызывают улыбку, а наоборот: заставляют насторожиться.

За всю дорогу с десяток раз Джей отвечает на звонки, в то время как я игнорирую все входящие. Я должен разобраться в семье. Поговорить лично с отцом. И, если надо будет, вытрясти из него всю правду. А потом я навещу Лили. Этой змее придется долго объясняться.

Как только Стив тормозит возле фонтана на моем парковочном месте на территории «Ночного сияния», я вылетаю из салона, громко хлопнув дверью. Только сейчас замечаю, что все покрыто снегом. Где обычно зеленеет трава, и растут гортензии, завалено сугробами в почти мой рост. Обычный снегопад, похоже, снова превращался в метель. Ветер продувает до костей. Я с пульсирующей болью в висках шагаю к дому по довольно скользкой брусчатке, а снежинки моментально облепляют кашемировое пальто. Через несколько шагов я узнаю правду. Будь она неладна.

«За наши подозрения мы расплачиваемся тем,

что находим то, о чем подозревали»

©Генри Дэвид Торо

ДЖОНАТАН

Массивная входная дверь громко за мной захлопывается, оставляя за собой морозный ветер. Просторный холл «Ночного сияния» погружен в необычную для него тишину. Странно, что меня еще не встретила мама со своими очередными нравоучениями. Последнюю неделю мой телефон был недоступен для них. Все вызовы мамы, отца и Алана встречал автоответчик. Моему бедному кузену, как обычно, выпала роль парламентера. Из-за этого он долго бурчал в динамике телефона.

Ступаю по паркету, и каждый мой шаг эхом разносится по комнате. Вид из больших окон, сквозь которые в хорошую погоду ярко светит солнце, сейчас напоминает снежный апокалипсис. Останавливаюсь на середине, и заглядываю в ближайшие комнаты, двери в которые открыты. Но никого не обнаруживаю.

— Отец? Мама? — громко зову родителей.

Раздражающая тишина еще больше заставляет мое сердце биться в груди и пульсировать в висках.

— Джонатан, сынок, это ты?

Поворачиваюсь на приближающиеся шаги сзади. По неосвещенному коридору идет Аделаида, в руках держа стопку постельного белья.

— Дели, где все? — нервно спрашиваю ее и целую в щеку, как только она подходит ближе. — Где отец?

— Они улетели вчера к Куперам вместе с мэром Стэлфордом. Миссис Вуд несколько дней не могла к тебе дозвониться, нервничала. Где ты был? Я тоже волновалась, — последние слова Аделаида произносит со свойственной ей теплотой.

Черт.

— Разве они не были с ними на Рождество? — с подозрением интересуюсь я.

— Нет. Мистер Вуд старший чувствовал себя неважно последнее время, и миссис Вуд настояла, чтобы они остались дома, вызвали доктора. Но вчера им пришлось срочно улететь в Вашингтон. Мистер Вуд сказал, что эта поездка очень важна.

Что же ты скрываешь от меня, отец?

Накалившееся подозрение просто сжирает меня, накалывая каждый кусочек тупой вилкой. А боль, словно ледяная глыба, рвано режет в груди.

— Ты будешь обедать? Я могу быстро для тебя что-то приготовить, — с заботой спросила Аделаида и отложила стопку белья на столик, выжидающе посмотрев на меня.

— Не надо, Дели. Мне нужно в кабинет.

Обхожу ее и быстрым шагом иду по нужному направлению. Открываю резную дверь, сразу улавливая знакомый запах кожи и сигар. Бегло осматриваю кабинет, будто ответы на мои вопросы должны лежат на самом видном месте.

В кабинете повисла несколько угрюмая обстановка. Штора небрежно сдернута в бок, на журнальном столике стоит недопитая бутылка бренди, а в камине творится черт возьми что. Пора бы его давно вычистить.

Прохожу к столу и открываю верхний выдвижной ящик, где хранятся отчеты и прочие бумаги, касающиеся компании. К моему удивлению, все выстроенные в алфавитном порядке папки, которые я достаю, оказываются пустыми. Начинаю проверять каждую из них: открываю, убеждаюсь, что она пуста, и небрежно кидаю на стол. Через несколько минут он буквально завален ими.

Присаживаюсь в кресло деда и подъезжаю почти вплотную к столу. Открываю лэптоп отца, уверенно ввожу пароль, но строка загорается красным и написано, что он не верный. Делаю еще одну попытку, возможно, в спешке я пропустил символ. К моему удивлению, все повторяется. Я ни один раз пользовался этим компьютером, и такое происходит впервые. Начинаю подбирать предполагаемые пароли, которые мог бы поставить отец. Однако, каждый из них не пропускает меня. Если я продолжу дальше подбирать, то могу зависнуть тут до следующего Рождества.

— Филипп, как «обогнуть» пароль на лэптопе? — сходу спрашиваю парня.

Фил диктует малопонятный мне алгоритм, по которому я, словно школьник, беспрекословно следую.

— Ничего не получается. Есть еще какой-то способ?

В ответ он перечисляет варианты, с азартом описывая каждый из них.

— Ты нужен мне вечером в офисе. До встречи, — кладу трубку быстрее, чем он продолжит свой рассказ.

Сейчас нет ничего важнее, чем узнать правду. Я не могу поверить, что все происходит под моим носом. У отца еще хватило совести обвинить меня во всем этом. А мне пришлось выложить с личного счета довольно внушительную сумму, и буквально подарить деньги компании.

Прокручивая разговоры с отцом, я в каждом нахожу намек на его обман. Именно он настаивал на роспуске Совета директоров несколько лет назад.

После смерти дяди, дед сформировал Совет директоров из опытных профессионалов, и они были достойны занимаемых мест. Все крупные сделки и инвестиции проходили через их контроль. Совет буквально под лупой все рассматривал и сверял. Тогда Кристофер Хейс, близкий друг деда, входил в их число. Он занимался проверкой документов. Но после одного инцидента, об этом мне почти ничего не известно, Хейс покинул компанию.

Растираю ладонями лицо, тогда как под рубашкой капли пота буквально градом скатываются по телу. Я своими руками убрал Совет. Взял на себя больше, чем способен проконтролировать.

Поднимаю глаза на портрет деда, висящий над камином. Если бы он был живой, то даю сто процентов, что назвал бы меня полным дураком.

В памяти всплывают его слова, которые он часто повторял перед смертью:

— Не верь своим ушам, Джонатан, и своим глазам. Слушай разум и самое главное — сердце. Оно тебе все подскажет.

На моих губах самовольно появляется улыбка. После этих слов он еще похлопывал меня по плечу.