У этой лошади были широкие ноздри и красивая голова арабского типа, широкие лопатообразные копыта, позволяющие передвигаться по мягкой поверхности пустыни, объемистые легкие в бочкообразной груди, светлая гнедая масть, отражающая солнечные лучи, густая шерсть, предохраняющая и от палящего полуденного жара, и от холода пустынных ночей, и ноги и сердце, позволяющие нести всадника к далеким туманным горизонтам и за их пределы.

Всадник на этой лошади тоже был смешанных кровей и, как и лошадь, житель пустыни, ее бескрайних просторов.

Его мать приехала из Берлина, когда ее отца назначили заместителем командующего военными частями в Немецкой Западной Африке. Она познакомилась с молодым буром из семьи, богатой только землей и духом, и вопреки сопротивлению семьи вышла за него замуж. Лотар, единственный ребенок в этом союзе, по настоянию матери уехал завершить образование в Берлин.

Он был хорошим учеником, но разразившаяся бурская война помешала ему учиться. Мать узнала о его решении записаться в бурскую армию, когда он без предварительного уведомления вернулся в Виндхук. Она была из семьи военных и гордилась, что Лотар со слугой-готтентотом и тремя запасными лошадьми уехал на поиски отца, который уже воевал в армии буров.

Лотар нашел отца и дядю, легендарного бурского командующего Кооса Деларея, у Магерсфонтейна и два дня спустя, когда англичане попытались пройти через холмы Магерсфонтейна, чтобы снять блокаду с Кимберли, принял боевое крещение.

За пять дней до начала этой битвы Лотару Деларею исполнилось четырнадцать, и еще до шести утра он убил своего первого англичанина. Это была гораздо менее трудная цель, чем сотни антилоп-чеканов и куду, которых ему довелось подстрелить.

Лотар, один из пятисот отборных — лучших — стрелков, стоял у бруствера траншеи, которую помогал рыть вдоль подножия магерсфонтейнских холмов. Мысль вырыть окопы и использовать их как прикрытие поначалу не понравилась бурам, которые по сути своей были искусными наездниками и любили повсюду быстро скакать верхом. И все же генерал Деларей убедил их опробовать эту новую тактику. В обманчивом свете раннего утра шеренги ничего не подозревавшей английской пехоты набрели на траншеи.

Во главе наступавших туда, где лежал Лотар, шел мощный, плотного сложения человек с огненно-рыжими бачками. Он двигался на дюжину шагов впереди шеренги, его шотландский килт весело колыхался, тропический пробковый шлем был залихватски надвинут на один глаз, а в правой руке поблескивала обнаженная сабля.

В этот миг над холмами Магерсфонтейна взошло солнце, и его свет, оранжевый, как спелые апельсины, затопил открытый, ровный вельд. Ряды наступавших горцев высветило как в театре — что было очень удобно для стрельбы, ведь буры шагами измерили расстояние перед своими окопами и разметили его горками камней.

Лотар прицелился британцу в середину лба, но, как и другие, медлил, испытывая странное нежелание стрелять, ибо это не слишком-то отличалось от убийства. И тогда, словно по собственной воле, «маузер», подпрыгнув, ударил его в плечо, и, как показалось, откуда-то издалека донесся треск выстрела. Шлем слетел с головы офицера и покатился, а его самого отбросило на шаг назад. Он вскинул руки. До Лотара донесся звук удара пули о человеческий череп, похожий на звук падения спелого арбуза на каменный пол. Сабля сверкнула на солнце, выпав из руки, британец в медленном, почти изящном пируэте осел в низкий жесткий кустарник.

Сотни солдат-горцев весь этот день пролежали в нескольких десятках шагов перед окопами, пригвожденные к земле. Ни один не смел поднять голову, потому что их стерегли с ружьями в руках едва ли не лучшие стрелки на свете.

Африканское солнце обожгло британским солдатам колени ниже килтов так, что кожа распухла и лопалась, подобно перезрелым плодам. Раненые кричали, просили воды, и среди буров были такие, кто из окопов бросал им фляги с водой. Но они не долетали.

Хотя Лотар с тех пор убил пятьдесят человек, этот день он будет помнить всю жизнь. Он всегда отмечал его как день, когда стал мужчиной.

Лотара не было в числе тех, кто бросал фляги. Напротив, он застрелил двоих солдат, которые ползли по-пластунски, чтобы добраться до воды. Его ненависть к англичанам, унаследованная от отца, впитанная с молоком матери, в тот день по-настоящему расцвела и в последующие годы принесла плоды.

Англичане охотились за ним и его отцом по всему вельду, как за дикими зверями. Любимая тетя и три кузины Лотара умерли в английских концентрационных лагерях от дифтерии, белого больного горла, но Лотар убедил себя, что англичане втыкали рыболовные крючки в хлеб, которым кормили бурских женщин, чтобы растерзать им горло. Это было похоже на англичан — вести войну с женщинами, девушками и детьми.

Лотар, его отец и дядя продолжали сражаться еще долгое время после исчезновения всякой надежды на победу — «упрямцы, бьющиеся до последнего», с гордостью называли они себя. Когда другие, превратившиеся в живые скелеты, больные дизентерией и покрытые гноящимися язвами, так называемыми «болячками вельда», появлявшимися от солнца, ветра и недоедания, одетые в лохмотья, имея по три последних патрона в нагрудных патронташах, отправились сдаваться англичанам в Вереднигинг, Петрус Деларей и его сын Лотар не пошли с ними.

— Будь свидетелем моей клятвы, о Господь народа моего. — Петрус с непокрытой головой стоял в вельде, рядом с ним — семнадцатилетний Лотар. — Война против англичан никогда не окончится. Клянусь в этом пред ликом твоим, о Господь Бог израилев.

Он передал Библию в черном кожаном переплете Лотару и заставил его произнести ту же клятву.

— Война против англичан никогда не окончится. — Лотар стоял рядом с отцом, проклинавшим предателей, трусов, которые больше не захотели сражаться, Луиса Боту и Янни Сматса, даже собственного брата Кооса Деларея. — Вам, готовым продать свой народ филистимлянам, да прожить всю жизнь под английским игом и да гореть вам всем в аду десять тысяч лет!

Затем отец и сын, оставив прочих заключать мир с Англией, поскакали прочь, в сторону обширной бесплодной земли — владений Германской империи.

Отец и сын были сильны и упорны и обладали природным умом, они много работали; мать Лотара происходила из хорошей немецкой семьи, богатой и с прекрасными связями; по всем этим причинам в Немецкой Юго-Западной Африке они процветали.

Петрус Деларей, отец Лотара, был инженером-самоучкой, но обладал мастерством и изобретательностью. То, чего он не знал, он создавал импровизируя; его любимым изречением было «N Boer maak altyd ’n plan» — «Бур всегда действует по плану».

Благодаря связям жены он получил контракт на строительство волнолома в Людерицбухтской гавани, а когда справился с этим строительством, взялся тянуть железную дорогу к северу от Оранжевой реки, к Виндхуку, столице Немецкого Юго-Запада.

Он учил инженерному мастерству Лотара. Мальчик учился быстро, и к двадцати одному году стал полноправным партнером в строительной компании «Деларей и сын».

Его мать, Кристина Деларей, присмотрела красивую светловолосую немецкую девушку из хорошей семьи и дипломатично свела с сыном; они поженились, когда Лотару еще не исполнилось двадцати трех лет. Жена подарила Лотару светловолосого сына, которого он обожал.