Он ехал между деревьями. Стояла темень. Шел дождь, самолетов не было. Небо по случаю дождя закрыли для полетов. Он доехал до автобусной остановки. Они его уже ждали. Он предложил встретиться не на ближайшей остановке, и она поняла почему. А может, это она сама предложила.

Ему было очень страшно. Когда она позвонила второй раз, он уже не смог положить трубку. «Приходи одна», — сказал он. «Нет», — сказала она.

Он ответил: «Нет, нет и нет». Кто это произнес? Она смотрела на него с яростью. Он понимал эту ярость, потому что сам чувствовал то же самое. Он не шевелился. Очень боялся того, что может произойти. Он смотрел на потолок и думал… думал, что у него есть выход. Выход был всегда. Его останавливал только страх.

Какой-то крик сверху… Она была одна. Уже второй раз она пришла одна. Он знал, что ей известно… все. Они прошли через луг к опушке. Между деревьями то и дело сновали звери. Она поглядела на него. Он не хотел смотреть ей в глаза. Далекий крик… очень далекий крик. Вдруг ему захотелось, чтобы ребенок тоже был с ней. «В следующий раз захвати ребенка».

Глаза заливал пот. И он почти ничего не видел. И не слышал шума машин на шоссе. Так толком и не стемнело… Он попытался сморгнуть пот. Ее руки…

Он повернулся и увидел белую лодку. Она беззвучно качалась на воде, словно ждала именно его. Он смотрел в другую сторону, а видел лодку, наполовину погруженную в предутреннюю перламутровую дымку. В лодке, похоже, никого не было, но он на всякий случай опустил голову, чтобы скрыть лицо. А когда взглянул опять, лодка исчезла.

Квартира была в доме с видом на Черные болота. Никаких признаков, что здесь помещается частный детский сад, Винтер не обнаружил.

Дом стоял углом на Флюгведерсгатан, составляя как бы западную часть крепостной стены, окружавшей Норра Бископсгорден. Тишина воспринималась словно пауза в осенней песне природы.

Архитектура — застывшая музыка, вспомнил Винтер. Внезапно оледеневший аккорд, строгая красота стен, заключающая в себе возможность модуляции или разрешения.

Карин Сольберг подробно проинструктировала его, но сама не пошла. Не захотела. Винтер позвонил в левую дверь на первом этаже. Дверь украшали детские рисунки, расположенные овалом вокруг надписи «Старая деревня». Открыл старик лет семидесяти, а может, и восьмидесяти. На нем были защитного цвета сорочка и просторные брюки на широких подтяжках. Белые усы, густая белая шевелюра. Похож на сбрившего бороду рождественского гнома, подумал Винтер. Рядом с гномом, держась за его руку, стоял маленький мальчик, сосал палец и широко открытыми глазами смотрел на светловолосого полицейского в черной кожаной куртке.

— Добрый день. — Винтер склонился к мальчику, и тот неожиданно заплакал.

— Ну-ну, Тимми, — сказал старик. Мальчик тут же замолчал и уткнулся носом в его брюки. Желтая шапочка с кисточкой съехала набок.

— Добрый день, — повторил Винтер, протянул руку и представился. — Мы ищем пропавшую девочку.

Двоих пропавших, мысленно уточнил он. Девочку и убийцу.

— Эрнст Лундгрен.

Старик слегка сутулился. Но если бы выпрямился, в нем оказалось бы не меньше двух метров роста. «В молодости, наверное, так и было», — решил Винтер.

— Мы можем поговорить?

Эрнст Лундгрен повернулся. Из квартиры доносились голоса — детские и взрослые вперемежку. Он заглянул в дверь — несколько пожилых людей помогали малышам одеваться. Весь пол был усеян разноцветными курточками, шарфиками и шапочками.

— Мы собираемся на прогулку, — пояснил Эрнст Лундгрен. — Если вы подождете, через десять минут здесь будет тихо и мы сможем поговорить.

— Конечно, — сказал Винтер.

Он понятия не имел, как одевают детей, но, наверное, ничего сложного… Он обратил внимание на женщину, очень похожую на Эрнста Лундгрена. Та натягивала сапог на весело брыкающуюся девчушку. Процедура показалась Эрику весьма замысловатой, явно непропорциональной достигаемому результату. Наконец женщине надоело и она отпустила девочку. Та выбежала в одном сапоге на лестничную площадку, но была вовремя перехвачена. Вторая попытка обувания оказалась успешной.

Старик весело посмотрел на Винтера.

— Все требует времени, — заметил он.

— Да… я вижу.

— А у вас дети есть?

— Нет, — сказал Винтер и посторонился, пропуская шагающих широким строем карапузов на площадку.

— Вы даже не представляете, как им трудно, — произнес Эрнст Лундгрен. — Я имею в виду, молодым мамам.

Винтер кивнул. Они сидели в кухне. В окно он заметил, как разноцветная стайка пересекла двор и исчезла среди деревьев. Не меньше десяти детей и четверо взрослых.

— Здесь очень много матерей-одиночек… — продолжил Лундгрен. — Работы у них нет, знакомых тоже… так и живут в своем одиночестве… и шансов выбраться почти никаких.

Винтер снова кивнул.

— Это небезопасно, — сказал Лундгрен. — Ни один человек так долго не выдержит.

— И когда вы открыли свой садик?

— Примерно год назад… Посмотрим, сколько выдержим. Это ведь не детский сад в официальном, так сказать, смысле.

— А что же это?

— Да так… несколько стариков решили помочь тем, кто совсем уж в отчаянном положении… если говорить открытым текстом. — Он кивнул в сторону кофеварки: — Хотите?

Винтер поблагодарил. Эрнст Лундгрен поднялся, налил кофе себе и Винтеру и вернулся к столу.

— Некоторые их этих несчастных девочек даже не знают, куда обратиться. Им нужна… как бы лучше выразиться… разрядка… Ничего другого не могу придумать. Разгрузка. Им нужна разгрузка. Вот мы и пытаемся их разгрузить.

— Интересно…

— Молодая мама может оставить нам своего ребенка и поехать в парикмахерскую, в город на пару часов… или просто пойти домой и побыть немного в одиночестве. Расслабиться.

— Да… я понимаю. Думаю, что понимаю.

— Просто побыть наедине с собой хоть пару раз в неделю… Можете вы понять, как это страшно — не иметь такой возможности?

— Вообще-то не очень. У меня чаще наоборот.

— Как вы сказали?

— Я сказал — наоборот. Слишком много времени предоставлен самому себе.

— Вот как… Но у этих девочек по-другому… Они совершенно не общаются со взрослыми, наедине со своими детьми… — Эрнст Лундгрен закатал рукава сорочки, и Винтер увидел, что руки его густо поросли седыми волосами, похожими на белый мох. — А у кого-то и по нескольку детей…

— И много желающих?

— Много… мы не можем всех принять. Квартира небольшая, людей не хватает… Власти смотрят на нас, как на пиратов.

— Вы делаете очень важное дело.