Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дворец Бачиева в пустыне Лариса подарила детскому дому, объяснив Алексею, что желания побывать там еще раз у нее нет и вряд ли когда-нибудь появится. Верещагин не спорил. Они вообще никогда не спорили.
Регину освободили перед самым Новым годом.
Алексей как раз садился за праздничный стол, когда раздался очередной телефонный звонок.
– Опять кто-то про нас вспомнил, – сказал отец, снимая и прикладывая трубку к уху.
Затем посмотрел на сына и протянул ее тому.
– Молчат, – объяснил он.
– Слушаю вас, – произнес Верещагин.
Но трубка молчала. А потом долетел слабый голос, почти забытый уже.
– Спасибо, – еле слышно произнесла где-то очень далеко Регина.
Затем пошли гудки.
Алексей поднялся из-за стола, положил трубку на рычаг старого аппарата, обнял Ларису.
– Ошиблись, вероятно, – сказал он.
Больше Регина не звонила. Бронислава Витальевна тоже не давала о себе знать. А в самом начале весны Старая сова – пожилая секретарша, которая продолжала работать в офисе, как бы между прочим сообщила Верещагину, что Регина с матерью продали дом и городскую квартиру, приобрели недвижимость в Испании, куда и улетели на постоянное проживание. Их новым адресом Алексей не стал интересоваться: ему было все равно, где теперь находится его бывшая жена…
И вот сейчас он стоял возле двери своей квартиры, слушая, как дверь скребет лапой Жонгинам, не понимающая, почему хозяин не спешит приласкать ее. Наконец достал ключ, вставил в замочную скважину, толкнул створку. Вошел внутрь, погладил собаку, снял обувь. Осторожно ступая, направился по коридору дальше, заглянул в спальню и увидел на широкой супружеской кровати Ларису. Та лежала на боку, чуть согнувшись, и спала, прижимая к себе ребенка. Верещагин тихонько приблизился, опустился на колени, поцеловал жену в щеку, а потом едва коснулся губами светлого пуха на голове сына.