– Как ты? – шепчу я.

Лазарро бросает на меня озадаченный взгляд.

– Когда мы только встретились, ты часто делал похабные намёки. Не отрицай. Ты всё время пытался поймать меня на какой-то лжи, но её не было. Только непонимание того, что происходит, и почему все так грубы со мной, – тихо поясняю, отводя от него взгляд.

Лазарро хватает меня за руку и останавливает.

– Ты до сих пор считаешь, что я тебя изнасиловал? – напряжённо спрашивает он. – Подумай прежде, чем ответить. Я хочу услышать правду.

Тяжело вздыхаю и пожимаю плечами.

– Не знаю. Наверное, нет, но в тот момент для меня это было именно насилием, потому что я не была готова к близости с тобой. То есть… думаю, была готова, но ожидала чего-то более мягкого, но не жесткости. Я знаю, что сама согласилась на это. Несколько раз на самом деле, но тогда я была жутко напугана не самим страхом от секса с тобой, а неизвестностью, что ты сделаешь со мной дальше. Мне казалось, что чем дольше мы не… сближаемся, тем большая вероятность, что я выживу. Не знаю, Лазарро, я не особо помню те мысли, которые были в моей голове, и не могу конкретно сказать, что тогда происходило со мной. Но я не жалею. Что бы ни было тогда, сейчас я не жалею ни об одной мысли, ни об одном слове, ни о криках, ни о решениях. На тот момент они были правильными для меня.

Лазарро обхватывает меня за талию и дёргает к себе.

– Ты хотела меня, Белоснежка. С первого взгляда ты хотела меня. Глазами. Пусть твои мозги не были готовы это принять, но твоё тело и глаза тебя выдавали. Глазами, Белоснежка. Всё дело в них.

Прикусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

– Ты снова про глаза? Откуда такой пунктик? – интересуюсь, проводя ладонями по горячему торсу, ощущая жар его кожи под тонкой футболкой.

– Когда я узнал, что рождён в результате насилия, начал больше смотреть в глаза матери. Они зачастую были стеклянными от наркотиков, которыми её пичкали, но иногда становились живыми. Я запомнил каждый взгляд. В них были ненависть, боль, презрение, страх, радость… Она смотрела на меня одним из этих взглядов, а когда приближался отец, то страх сменялся опасностью насилия. И этот взгляд я ни с чем не перепутаю. Я знаю, как смотрит женщина, когда хочет меня. Моя мачеха так на меня смотрела, – приглушённо отвечает Лазарро. Игривость в его голосе исчезает, а в моё сердце проникает грусть.

– Пойдём дальше. – Лазарро, впервые за всё время нашей прогулки, берёт меня за руку и ведёт за собой дальше.

– Твоя мачеха… она… сразу появилась или нет? – сдавленно спрашиваю.

– Через два года после смерти матери отец привёл её в дом, как свою новую любовницу. Она была наглой и хитрой, отлично знала свою роль, мастерски имитируя невинность. Через год он на ней женился, чтобы получить других наследников, если меня убьют, – с отвращением говорит Лазарро.

– Ты её невзлюбил, потому что она заняла место твоей матери, или действительно была такой, какой ты её видел?

Я помню рассказ Марты, но он был построен лишь на фактах, а я хочу знать больше о том, что на самом деле чувствовал Лазарро.

– Мне было пятнадцать, когда он женился на ней, и я старался держаться от неё подальше, но она специально искала повод, чтобы встретиться со мной. Меня бесило, что она хотела заменить мне мать. Чёрт, она была всего на десять лет старше меня и уж точно не осознавала, что женское тело в то время для меня было вечным поводом для стояка. Мне было противно от себя. Я был похотливым мудаком, который трахался так часто, сколько мог. А она своим присутствием совсем не облегчала мне жизнь.

– Она тебя соблазнила?

– Ни хрена. Я начал издеваться над ней. Мне нравилось видеть боль и унижение в её глазах. При любом удобном случае, желательно на приёмах, я оскорблял её, заказывал всяких парней, чтобы в присутствии отца они обманывали и говорили, как трахали её. Она была беременна, я хотел, чтобы этот ублюдок внутри неё сдох. Я натирал полы маслом, и она падала. Первого ребёнка она потеряла, но быстро забеременела вторым. Мне было насрать, что со мной сделает отец за это, сам факт того, что я это сделал мне нравился. Я не успокаивался, и однажды он меня запер внизу. В клетке. Он лупил меня. Резал. Пугал. Но на меня ничего не действовало, я знал, что всё равно выйду оттуда. Когда-нибудь выйду…

– Это те клетки, в которых он, держал заключённых? – сглатывая, спрашиваю.

– Да. И там их было много. Зачастую меня морили голодом, чтобы сломать мою волю, и я наблюдал за жестокостью отца. Я был так голоден. Я умирал, но не сдавался. Рядом со мной в клетке был мужчина. Он его убил и бросил его труп валяться рядом со мной. Мне было так плохо. Я не мог нормально дышать. Обезвоживание делало своё дело, и я… схватил труп мужчины, притянул к себе. Пальцами из последних сил я рвал его кожу и пил кровь, чтобы выжить. Потом блевал и снова пил, только бы дожить до того дня, когда выйду оттуда.

Тошнота подкатывает к горлу, а на глазах собираются слёзы.

– Протухшая кровь помогла мне продержаться ещё два дня. Мачеха родила. Нам всем принесли ужин и вино. Праздник ведь. Я бы и хотел отказаться от этой еды, но инстинкт выживания не дал. Отец принёс показать мне брата. Я тогда так сильно ненавидел их обоих. Мысленно представлял, как беру в руки цепь и ударяю по их телам. Это вызывало улыбку и возбуждение. Я хотел отомстить за то, что отец поставил эту суку выше своего сына. Меня. Он легко забыл о том, что сделал с моей матерью и что сделал со мной. Он радовался, продолжал жить дальше, а я застрял среди трупов и крови. А потом пришла она, – Лазарро делает паузу, и его лицо искривляется от отвращения.

– Она улыбалась мне и спрашивала, как я себя чувствую. Она издевалась надо мной, прикованным, как пёс, цепями к стене. И я знал, что сделаю с ней. Я попросил у неё воду. Она ушла, но снова вернулась, чтобы посмеяться надо мной. Я вновь просил её. Она не получала того, что хотела, а её глаза горели от похоти. И в третий раз, когда отец уехал по делам, она спустилась в подвал с графином в руках. Открыла мою клетку и вошла внутрь. Она подходила ко мне медленно, боязливо, но я даже не двигался. Она поднесла к моему рту бокал с водой, и я жадно выпил её. Я не хотел пить, но делал это, пока мачеха не расслабилась. А потом я её нагнул. Моя цепь была довольно длинной. Я крепко держал мачеху и слушал её крики о помощи, но никто бы ей не помог. Одни трупы вокруг. Никто не умирает дважды. Я лупил её этой цепью, оставляя следы на её теле. Лупил так, чтобы отец увидел это и понял, какую суку пригрел. Потом я её оттрахал. И она текла так, как никто раньше. Она текла и плакала от боли. Я трахал её до крови. До разрывов. Мне надоело. Я не мог кончить, она мне не нравилась. Я отпустил её, и она поклялась, что отец меня убьёт. Это было ложью. – Холодная, хищная улыбка замирает на губах Лазарро, а меня передёргивает от его воспоминаний.

– Она вернулась. Через три дня она вернулась и принесла ремень. Умоляла меня сделать с ней то же самое, обещая, что отец ни о чём не узнает, потому что она беременна, и он боится даже притрагиваться к ней из-за угрозы выкидыша. Мачеха его обманула, чтобы я её имел, как шлюху. Это было довольно интересно. Я трахал её, причиняя ей боль, а она радовалась этому. Это возбуждало её. Она признавалась мне в любви, и благодаря ей я вышел оттуда. Отец сжалился, но я больше не видел в нём отца, а лишь ублюдка, которого ненавидел и ждал, когда он сдохнет. Поняв, что мой интерес к ней угас, и я лишь играл с ней, мачеха взбесилась и начала настраивать отца против меня, но я больше не приближался к ней. Отца было сложно обмануть в этом, и он запретил ей приходить ко мне. Я привозил в дом девочек, трахал их в рот, а она смотрела и злилась. Мне было насрать на неё, у меня была цель стать следующим Боссом. Итан мне помогал в этом. А потом они все сдохли, и я, наконец-то, стал тем, кем хотел. Вот и все тайны, Белоснежка. Подвал я переделал в то, что помогло мне когда-то выжить. В пыточную, но доставляющую мне удовольствие, – заканчивает он свой рассказ.