Что делать? Можно было бы, конечно, нанести авиаудар, но у нас не было наводчика, который бы показал место удара, да и точность бомбометания оставляла желать лучшего.

Совершить туда рейд, окружить кишлак и уничтожить «осиное гнездо» тоже не представлялось возможным, так как, двигаясь по горной дороге с черепашьей скоростью, вряд ли можно было рассчитывать на какую-то внезапность. Можно было, конечно, высадить там вертолетный десант, но у «духов» были зенитные пулеметы ДШК, а новых потерь я не хотел.

Сделал так. Доложил комдиву, что в этом кишлаке находится склад оружия, предложил провести захват его. Комдив дал «добро», и утром следующего дня я с разведротой и отделением саперов выдвинулся к кишлаку, оцепил его и начал искать мифический склад с оружием. Пока солдаты прочесывали кишлак, я с переводчиком Намозом и саперами нашел ту самую двухэтажную чайхану.

Именно ту самую, поскольку в кишлаке их было еще две, но в одноэтажных зданиях. Выгнав хозяев и посетителей на улицу, мы оцепили ее и начали щупами искать схроны. В общем-то я и не ожидал там что-либо найти, но нужен был повод для проверки.

На первом этаже в земляном полу саперы быстро вырыли шурф глубиной около 1,5 м, и мы установили там заряд тротила килограмм на 20 с часовым взрывателем. Время взрыва было установлено на трое суток, приблизительно 69 часов, т. е. на 8.00 третьего дня. Установив мину-сюрприз, мы замаскировали место ее установки, еще час порылись во дворе и других комнатах. Солдаты в других домах нашли несколько старых винтовок, патроны, ножи. Задача была выполнена, и мы возвратились в расположение без приключений. Доложив начальнику штаба о выполнении задачи, я стал ждать истинного результата нашей акции.

На третий день рано утром я с взводом разведчиков выдвинулся в сторону кишлака и к 8.00 был уже на горе, с которой хорошо было видно кишлак. Ровно в 8.00 над кишлаком вздыбились дым и пыль взрыва, донесся далекий, глухой раскат. Мина сработала минута в минуту, теперь надо было ждать подтверждения результатов нашей работы. Они не замедлили себя ждать: по сообщению агентурной разведки, взрывом было уничтожено 2 главаря банды и 8 местных самых зловредных стариков, активных фундаменталистов ислама, заставлявших молодежь идти в банды и сражаться с «неверными».

Никто даже не догадался, от чего произошел взрыв. Местные афганцы считали, что это наш самолет сбросил на них бомбу. В штабе дивизии я доложил, что, возможно, у самих «духов» случайно что-то взорвалось (бывало и такое), так как полетов нашей авиации в этот день там не было. Короче говоря, отомстили «духам» за наших погибших. Утешение небольшое, но все же…

Если бы у меня спросили, какое самое памятное событие случилось со мной в Афганистане, то я сразу вспоминаю конец мая 1984 года и свою «экскурсию» в банду Джумахана.

Произошло это на следующий день после посещения кишлака Бану в уезде Андараб министром госбезопасности Афганистана (ХАД) Мухаммадом Наджибуллой, в 1986 году ставшим президентом страны. Наджиб (как его еще называли) был членом Политбюро ЦК НДПА, и его приезд был важным политическим событием.

Естественно, что были предприняты повышенные меры безопасности: постоянное патрулирование вертолетов в воздухе, выставлены дополнительные сторожевые посты и прочее.

Визит Наджиба и с ним целой кучи журналистов: советских, американских, итальянских прошел без происшествий, и когда они улетели на вертолетах, мы облегченно вздохнули и занялись повседневными делами.

На следующий день, дату уже точно не помню, я был с утра на командном пункте дивизии, где мы ожидали прилета пары вертолетов, которые должны были доставить в банду Джумахана двух офицеров разведки афганской армии для переговоров. Им была поставлена задача склонить главаря банды Джумахана к сотрудничеству. Афганцы прибыли еще вечером. Естественно, что мы только обеспечивали эти переговоры, но сами в них не участвовали.

Банда Джумахана представляла собой довольно крупное устойчивое вооруженное формирование ИОА: до 20 отрядов общей численностью 500–600 человек. Мятежники, или, как сейчас говорят – моджахеды, были крестьянами уездов Андараб, Хост-Ференг, Доши – по национальности, как и их главарь – таджики. Родом он был из Вальянского ущелья, уезда Доши, расположенного от Бану километрах в 50–60.

Не знаю, уж какие и на какой почве возникли разногласия между Джумаханом и местными главарями, но дела у них дошли до прямых вооруженных столкновений с людскими потерями. А исходя из того, что большинство главарей объединились против Джумахана, то дела его были совсем неважными. Мало того, они заручились поддержкой самого Ахмад Шаха Масуда, тоже имевшего серьезные претензии к нему.

Единственным приемлемым выходом для Джумахана в данной ситуации было уйти из уезда Андараб, тем более что сам он не был местным уроженцем. Однако в Вальяне его тоже не ждали конкуренты. Ждать же, когда убьют его и его «верхушку», а рядовых членов банды подчинят себе его противники, он не стал.

Его формирования ушли в самый глухой район в Андарабе, сам он находился предположительно в высокогорном кишлаке Таганак в долине речки Миандара. Дальше идти им было некуда, там за перевалами Гиндукуша был Панджшер – вотчина Ахмад Шаха Масуда. А у того разговор был один: иди в подчинение к нему, иначе – конец. Подчиняться Масуду он не хотел, так как знал, что тот его рано или поздно ликвидирует.

Сообразил, что помочь ему могут только официальные власти и Советская армия. Поэтому проявил инициативу и хотел напрямую сотрудничать с «шурави». Однако высшее командование, а особенно партийные советники это не одобрили, пусть, мол, договариваются со своими властями, а мы будем действовать уже в зависимости от этих договоренностей.

Офицеры – афганцы из ХАД, прибывшие на переговоры, были таджиками по национальности, оба учились в Ташкенте и сносно говорили по-русски. С одним из них – Каюмом, я был ранее знаком по совместным действиям.

Стоим мы на КП, разговариваем, ожидаем вертолеты. Вдруг входит комдив А.А. Шаповалов, отводит меня в сторону и говорит: «…полетишь вместе с ними. Посмотри, что это за переговоры и о чем они будут договариваться».

Я чуть не сел: во-первых, я ведь ничего не пойму, все разговоры будут вестись на таджикском языке и мне никто переводить не будет, а во-вторых, ведь эти агентурщики – афганцы и в национальной одежде. А я, мало того, что с русской мордой, так еще и в советской военной форме. Вот он – оккупант, бери его тепленьким и ешь с маслом!

Не знаю, приказ был настолько нелепым, что я до последнего момента не верил, что придется лететь в банду. Главное, что никакого смысла и необходимости в этом не было! Но меня всю жизнь учили: приказ начальника – закон для подчиненного. Сколько народу зря погибло от этого. Но, может, в этом и есть высший смысл военной службы. Каждый винтик должен крутиться в свою сторону, иначе вся машина работать не будет. Почему-то мне пришло в голову, что комдив меня проверяет на «вшивость», т. е. на прочность, и в последний момент отменит приказ.