Потом она взбесилась еще больше, вспоминая, на каком диковинном гоночном чуде он ездит. Вручную снизу доверху собрана, вся хромом отделана, весь передок новый, и задний мост, и эти новехонькие чудища-шины. Да как посмел он уехать на таком чуде, предоставив ей платить за грузовик, который сам же и разбил?

У нее выдалась ночь, свободная от «Лэйзер Лаундж», а ей даже пойти некуда. Сил-то бить да крушить в руках больше нет, так что вся ее злость ей же боком и выйдет. Был один бар на Камино, до него два шага идти. Но ей не пристало вставать на эту дорожку, потому как она звонила Бонни домой.

— Что еще?

— Ты даешь, Бонни. Карой мне грозишь, если я не звоню, а потом, похоже, не рада, когда звоню.

— Я не сказала, что не рада. Просто жду, когда услышу, в какую беду ты теперь вляпалась.

— Ни в какую, если честно. Просто моя машина сдохла.

— Значит, теперь все мысли про «как бы выпить».

— Ага. Только не из-за этого.

Бонни примолкла, давая Арлин время, чтобы все одно к одному свести. Только, похоже, нынче это малость потруднее. Она бесилась на Рики. Точно. Бонни, наверное, скажет: «Тоже мне! Больно нужна ты ему — да и все остальные, с кем у него по жизни дорожки сходились».

И все равно Арлин изо всех сил постаралась разъяснить. Как бесила ее мысль о том, что раскатывает он по городу с Шерил в такой славной машине, а ее оставил с таким старым хламом, за который еще и платить надо. Как пришел он домой и обещал встать на трезвый путь, стать тем, кем всегда должен бы быть для нее, а потом обратно влез в то же старое дерьмо, а теперь уже слишком поздно, чтоб когда-нибудь вернуть Рубена.

Бонни тихо слушала, пока не прозвучало имя Рубена.

И тогда воскликнула:

— Бинго![40]

— Я что, что-то остроумное сказала?

— По-моему, ты только что призналась, что тебя на самом деле грызет. Но я могу понять. Ты бесишься на Рики. До того бесишься, что готова врезать ему побольнее. Вот и решила пойти в бар да и зашвырнуть куда подальше целый год чистой трезвости. Е-мое, то-то ему урок будет! Всякий раз, девонька, как ты наносишь удар, так сама же себе скулу сворачиваешь.

Арлин вздохнула. Подождала, пока слезы не покажутся, но они не показались. Просто не удосужились навернуться. Арлин вновь задышала и решила, что ей стало гораздо яснее.

— Не-а, этого я не сделаю, Бонни. И ты это знаешь. Если б я на такое собиралась, я б тебе звонить не стала.

— Знаю. Тебе просто нужно было душу излить.

— Мне теперь немного получше.

— Звони опять, когда нужда будет.

— Может, завтра. Вечером думаю заскочить к Шерил и всерьез побеседовать с Рики. Пусть отведает того, что меня бесит.

— Если тебе от этого станет легче — валяй. Тебе ж до чертиков хорошо известно, что ему это никак не поможет.

* * *

Уже выходя из дому, Арлин сообразила, что не зарядила ничем ружье Рики. Она уже немного успокоилась, соображать стала получше, вот и захватила его с собой. Путь пешком оказался более долгим, чем ей помнилось. В душе все протестовало против того, что ей вот приходится на своих двоих шагать, одной на двух работах приходится вкалывать, и от этой мысли она никак не могла отделаться на всем пути.

Шерил в накинутом банном халате открыла дверь и тут же едва не закрыла ее: Арлин заметила этот намек на непроизвольное движение.

— Слишком поздно уже передумывать, — сказала Шерил.

— О, я не передумала. Просто у Рики есть что-то мое, а у меня что-то его. Просто хочу расчет произвести. После чего все у нас будет улажено и кончено.

Знакомый голос слабо донесся из спальни:

— Кто там, лапушка?

— Не беспокойся, — бросила Арлин, протискиваясь мимо Шерил. — Я скажу ему, кто это.

Она вошла в спальню, по пятам преследуемая Шерил, и увидела Рики в постели, простынь прикрывала его по пояс. Ночь выдалась жаркая, а в спальне Шерил было ничуть не прохладнее.

— Арлин, какого черта?!

— А вы, ребят, пораньше укладываетесь? Ладно, я не задержусь и балаболить не стану. Где ключи от гоночной?

— Зачем? С чевой-то ты спрашиваешь? Я терпеть ненавижу, чтоб кто угодно ездил на моей машине, тебе это известно.

— Ладно, теперь это не имеет значения, Рики, потому как машина эта не твоя. Ты ее мне отдаешь.

— Черта с два! Я всю ее своими руками собрал. Она мое детище. Ни фига не выйдет, Арлин. С какого ты дуба свалилась?

Шерил слегка потянула Арлин за плечо, приговаривая:

— Катись отсюда к чертовой матери, не то я полицию вызову.

Арлин открыла ружейный чехол. Сделать это ей удалось быстро, поскольку замок она дома забыла. В конце концов, то был ее замок. Она обернулась, не столько для того, чтобы ружье навести на Шерил, но, само собой, дуло повернулось туда же, куда и Арлин.

— Валяй вызывай, Шерил. Полиция, черти веселые, торопиться не любит, а это много времени не займет.

Она вновь обратилась к Рики, который ухитрился влипнуть в спинку кровати.

— Вот с какого дуба я сорвалась, Рики. Ты сладкими посулами уговорил меня стать гарантом покупки грузовика. Честью клялся, что никак меня не подведешь. Потом ты разбил его, предоставил мне на двух работах вкалывать, чтобы расплатиться за него, себе же приобрел кое-что другое, поистине чудесное. Теперь выбирай одно из двух. Заплати мне все до единого цента, что я потратила на тот грузовик, или отдай мне проклятую гоночную.

Рики спокойным, неспешным движением поднял руки вверх, будто завороженный ее напором. Но, по правде, она себя напористой не ощущала. Просто настроилась добиться ясности.

— Опусти ружье, детка, мы можем договориться.

— По мне, так нам лучше договариваться таким путем. Знаешь, Рики, я, было дело, до того сильно переживала за тебя, все из-за твоих россказней про то, как все бабы в твоей судьбе пытались тебя убить. Как первая твоя жена наставила на тебя заряженный пистолет, а Шерил, накинув на тебя одеяло, била сковородкой, а та, что между ними была, подбиралась к тебе с ножом. Я думала про себя: бедный Рики. Угораздило же его спутаться со всеми этими чумовыми. Только знаешь, теперь я по-настоящему понимаю. Возьми лист бумаги, пиши мне купчую.

Он нашарил в ящике тумбочки блокнотик. Шерил швырнула ему ручку.

Арлин не слышала, чтоб Шерил вызывала полицию, да и не очень-то переживала, если и вызвала. Шла просто славная мирная бизнес-сделка.

— Так я продаю тебе мою гоночную?