Не приказала. Дыхание Белинды участилось, голова откинулась назад и прижалась к стене, бедра подались вперед.

Наслаждение было почти невыносимым, и Николас, стиснув зубы и отважно сопротивляясь, пытался думать не о том, чего ему хочется, а о том, что правильно.

– Мы не можем! – простонал он. – Я не хочу, чтобы все было так. Это не для нас.

И не успел произнести это, как тут же доказал, что лжет, – его руки, словно не повинуясь ему, вцепились в узкую юбку и потянули ее вверх, чтобы проникнуть под нее. Белинда не помогала ему, но и не мешала, и Николас справился сам. Ладони заскользили вверх по бедрам, и он сквозь тонкую ткань панталон ощутил исходящий от нее жар.

Николас терял голову. Его разум словно таял с каждым дюймом, на который поднимались ладони. Николас наказывал себя пыткой – скользил руками медленно, изучая форму ее ног, трогая впадинки на бедрах там, где они переходили в ягодицы. Задрав вверх турнюр, он позволил себе быстро, лихорадочно провести ладонями по этим изящным холмикам и скользнул руками вперед.

Николас хотел прикоснуться к ее обнаженной коже хотя бы где-нибудь, в любом месте. Провел руками по ее животу, удивляясь, зачем, черт побери, женщины носят столько одежды, просунул пальцы под жесткий корсет, согнул их так, чтобы просунуть под пояс нижней юбки и панталон, а когда все-таки прикоснулся к нежной коже живота, реакция оказалась немедленной и неожиданной. Его колени подогнулись.

Николас застонал, крепче стиснув складки муслина, и привалился к Белинде, вжав ее тело в стену, чтобы устоять на ногах. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вновь обрести равновесие, но он так и не нашел в себе силы воли остановиться.

– Ты меня убиваешь, Белинда, – выдохнул Николас, неистово целуя ее лицо, шею, волосы, гладя согнутыми пальцами ее живот. – Просто убиваешь.

Маркиз ласкал ее, как мог, но того крохотного участка обнаженной кожи, до которого он смог добраться, не хватало ни ему, ни ей. Николас отпрянул, думая, что сейчас сможет все прекратить, но его решимость рухнула, как только Белинда протестующе застонала. Он попытался просунуть руки дальше под нижнюю юбку, на более многообещающую территорию.

Погладив бедро, а затем скользнув рукой между ее бедер, и пусть сейчас он выставлял себя тем самым распутником, которого Белинда, по ее словам, никогда бы не смогла уважать, Николас повернул руку, накрыл ладонью ее холмик.

Ее панталоны были влажными – Белинда была готова и громко вскрикнула от его прикосновения. Николас заглушил крик поцелуем. Он страстно хотел слышать ее крики наслаждения, но не желал, чтобы их услышал кто-нибудь еще: еще не все разбитые окна успели заменить.

Николас целовал Белинду, словно вбирая в рот ее восторженные стоны, наслаждаясь тем, как она трется об его ладонь, но продлилось это недолго. Ее бедра неистово дернулись – раз, другой, третий – и Белинда закричала, кончив так быстро, что он растерялся. Она сильно сжала его руку бедрами, а Николас заглушал ее крики поцелуями. Наконец Белинда обмякла, тяжело дыша, и он едва успел удержать ее, обняв за талию. Он крепко держал ее, медленно высвобождая другую руку, и целовал ее волосы.

Николасу хотелось – сильнее, чем когда-либо чего-либо в жизни, – расстегнуть брюки, приподнять прелестную, роскошную попку – и взять ее. Оказаться в ней, почувствовать, как Белинда ногами обхватывает его бедра – это должно быть похоже на рай. Но он не мог этого сделать. Николас не хотел брать ее вот так, у стены. Только не сейчас, когда он пытается стать лучше.

Собрав всю свою силу воли, Николас и не подозревал, что она у него есть, он оторвался от Белинды, отпустил смятый муслин, и кашемир, и сладко пахнущую женщину. Тряся головой, пытаясь обрести хоть какое-то подобие здравомыслия, Николас сделал несколько шагов назад – достаточно, чтобы не дотянуться до Белинды.

– Почему…

Она осеклась, тяжело дыша. Глаза ее в тусклом сумраке казались огромными и почти серыми. Юбки были задраны выше колен и так плотно охватывали бедра, что не могли соскользнуть вниз. Турнюр и шляпка сбились набок. Она выглядела по-настоящему удовлетворенной, и хотя боль в паху мучительно напоминала, что он не разделял ее чувств, Николас внезапно понял, что это не имеет никакого значения. Достаточно просто любоваться ею.

– Ты остановился.

Это прозвучало почти как обвинение.

– Мне пришлось. Если бы я взял тебя здесь, сейчас, вот так, это было бы… – Николас замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. – Это было бы неправильно.

И не удержался, засмеялся сам над собой, осознав, насколько это негодное объяснение, да еще такое, каких он никогда не давал прежде. За все тридцать лет жизни Николасу ни разу самому не приходилось останавливаться, но в последнее время он, похоже, только и делает, что творит какие-то непостижимые вещи.

Белинда опустила голову, щеки порозовели, стоило ей увидеть задранный подол юбки. Она тут же потянула складки шерсти и муслина вниз, расправляя платье.

– Я вас не виню, – произнесла она, не глядя на него, но голос звучал так натянуто, что Николасу показалось, что пол у него под ногами разверзся. Вот что делают с человеком рыцарство и ответственность.

– После того что случилось две недели назад, – продолжала Белинда, – ничего удивительного, что вы ведете себя так осмотрительно. Сначала я отталкиваю вас и буквально раздираю на кусочки, а потом умоляю заняться со мной любовью. – Она коротко рассмеялась, краска на щеках стала гуще. – Должно быть, вы считаете меня самой непоследовательной и бестолковой женщиной в мире.

– Ничего подобного. – Николас шагнул вперед и успел поймать ее за руку, когда она уже направилась к лестнице. – Я вовсе ничего такого не думаю. Но посмотри, где мы сейчас находимся. Я не хочу в первый раз брать тебя на фабрике, в брюках, спущенных на колени.

– О, – теперь ее щеки горели, – думаю, вы правы. Я… я об этом не подумала.

Несмотря на ужасно глупое положение, Николас не удержался и усмехнулся, и заметил, что она не находит в этой ситуации ничего забавного.

– В подобных случаях, – объяснил он, – обычно здравомыслие сохраняет женщина.

Это вызвало у нее улыбку, хотя довольно унылую. Дерзкий носик слегка наморщился.

– Вы хотите сказать, что я веду себя неженственно?

Николас посмотрел вниз, с тоской думая о тех минутах, когда она стояла перед ним с задранными до талии юбками. Он снова поднял взгляд и посмотрел ей прямо в глаза.

– Даже представить не могу, что ты можешь быть неженственной, Белинда.

Улыбка сделалась шире, уныние сменилось радостью, и стало понятно, что ей очень понравилось сказанное. От этой улыбки в груди у Николаса что-то сжалось. Белинда вознесла его до небес, и все-таки он никогда не стоял на земле крепче.

– Приезжай в Кент, – сказал он. – Поедем в Хонивуд. Останься там со мной. Будь со мной.

Улыбка Белинды исчезла, и Николас отругал себя за то, что слишком поторопился. Он не собирался этого говорить; слова вырвались сами, и теперь повисли между ними в воздухе как ужасная ошибка. Она скажет «нет». А какого еще ответа Николас может ожидать? Неужели какие-то две недели и одна попытка пойти своим путем сумеют изменить ее мнение о нем?