Он покрутил перчатки в руках, проверил кожу на растяжение, даже понюхал. Повернулся к торговцу и спросил:

— Это ты сам делал?

— Сам, — нагло сказал тот, не краснея. — Мой отец был поставщиком одного из Храмов в Нижних землях, а я вот… теперь… гм…

Окончательно завравшись, он осекся под пристальным взглядом покупателя. Впрочем, тот похвалил:

— У тебя хорошие руки.

— Спасибо, господин.

— Ловкие.

— Благодарю вас, господин.

— В вашем городе вообще много людей с золотыми руками. Быстрыми, умелыми. Только каждый шустрит в своем деле.

Когда человек в сером плаще договаривал последние слова, его правая рука одним коротким, неуловимо быстрым нырком оказалась под плащом и… стиснула пальцы Барлара! Малолетний воришка, подкравшись к незнакомцу и завесившись ковром, вытянул руку и уже отстегивал тугой кошелек незнакомца от пояса. Человек в сером плаще потянул мальчишку за кисть, и тот, серый от напряжения и ужаса, показался на глаза почти обворованному им мужчине и толстому торговцу. Последний воскликнул:

— Браво, господин, браво! Вы поймали вора! Позвольте, я позову стражу! Стра-а-а…

— Погоди, — остановил мужчина в сером, — не торопись. Насколько я знаю, за попытку украсть кошелек с золотыми монетами этому пареньку должны распороть живот и влить туда расплавленный металл, не так ли?

— Но он же вор, — недоуменно произнес торговец, — его нужно наказать, как положено.

— Ну, если бы я сам жил точно по этим законам, меня давно уже не было бы на свете, — заметил человек в сером плаще, — да и тебя тоже, мастер Битт. Не так ли?

Мастер Битт, внутренне недоумевая, откуда этому человеку известно его имя, угодливо и понимающе захихикал. Но он все-таки упорствовал в своем намерении позвать стражу и отдать пойманного воришку в ее распоряжение; тогда человек в сером, все так же сжимая руку Барлара словно железными тисками, наклонился к его уху и проговорил:

— Между прочим, ты торгуешь не только украшениями и коврами, но и наркотическим порошком, который именуют «пыль Ааааму». Такой белый, из Ганахиды, он у тебя вон под тем ковром в серебряной коробочке. Но это еще не все. Перчатки тоже делал не ты. Это работа кожевенника Ингера, знаменитого Ингера, который сейчас, как я слышал, среди сторонников этого вашего мифического Леннара. Сам ты не сумел бы и близко подобраться к такому качеству. Верно? Я ведь прав? Только, интересно, откуда у тебя изделия Ингера? Ведь, насколько я знаю, его мастерскую сожгли несколько лет назад со всем, что в ней находилось. Или он работал для тебя по индивидуальным заказам? Ладно, шучу. Шучу.

На лице толстого торговца отразился ужас. Дряблые подбородочки подпрыгнули, на мясистых щеках проступили глубокие складки. Он вперил круглые кошачьи глаза в спокойно улыбающееся доброжелательное лицо незнакомца в сером. Совершенно не понимая, откуда этому человеку, которого он видит в первый и, быть может, в последний раз, известны такие оглушительные, убийственные подробности о его, мастера Битта, торговой деятельности.

Он привстал на носки, заискивающе заглядывая в лицо осведомленному господину, а потом сделал унизительную попытку всучить тому свой лучший товар — шитый фальшивыми золотыми нитками ковер с изображением летящей птицы, герба города Ланкарнака. Человек в сером плаще не обратил никакого внимания на дар этого щедрого сердца… хм. Он молча уплатил деньги, положил покупку в карман плаща и, таща за собой Барлара, покинул мастера Битта.

— Что вы хотите со мной делать, господин? — наконец выдавил из себя Барлар и, подумав, что терять ему, собственно, нечего, подпрыгнул и попытался ударить своего «похитителя» по ногам. Одновременно он рванулся что было сил, чтобы вырвать, выкорчевать свою руку из пальцев незнакомца.

Обе затеи позорно провалились. Ноги свои человек в сером плаще убрал все с той же легкостью и неуловимой грацией, которая так помогла ему в инциденте с плотником. А руку… руку Барлар с таким же успехом мог попробовать высвободить из засохшей каменной кладки.

— Тише ты, — беззлобно сказал незнакомец. — Не дергайся. Ничего с тобой не случится. Ты только не глупи. Где тут перекусить можно?

— Да везде, — буркнул Барлар. — Тут полно притоно… то есть таверн и трактиров. Вон трактир «Сизый нос», там завсегда пожрать можно. И недорого.

Последнее он ляпнул уже чисто машинально, потому что его спутник в поблажках типа «здесь подешевле» явно не нуждался.

Барлар был зубастым и ершистым малым, и, после того как они, протолкавшись сквозь крикливую толпу, вышли с территории рынка, он уже пришел в себя. Спросил задиристо:

— А вы, дядя, наверное, из высших. Эрм… дворянин? Нет? Ну и ладно. А что это вы сюда забрели? Скучно, верно, стало. Пить вина из золотой посуды и закусывать разными яствами… вот, шоколадом во фруктовом сиропе? А как вас зовут, дядя?

— А как хочешь, так и зови.

— Прямо как хочу?

Пальцы сжались на руке Барлара так, что он едва не взвизгнул. Впрочем, перетерпел: ему и не такую боль на своем коротком веку приходилось переносить. Особенно когда родной брат Камак, сволочь, еще на свободе гулял. Но Барлар сказал звонко, почти весело:

— А давай я буду звать тебя Абурез. Так звали одного моего знакомого жестянщика. Жил он в Лабо, пил как лошадь, играл в кости. Проиграл все — лавку, деньги, инструменты, дом. Собаку, осла, жену. А потом решил помереть, спрыгнул с крыши дома, свалился прямо на пьяного стражника. Сломал тому шею, да и сам умер. Его судили посмертно за убийство стражника. Приговорили к повешению…

— Хорошие у тебя знакомые, — сказал новоиспеченный Абурез. — А тебя-то как самого зовут?

— Барлар.

— Да ну? — Человек поднял брови. — Прямо как покойного короля, отца нынешней правительницы. Интересно. Гм… А вот и «Сизый нос».

«Сизый нос» оказался вполне типичным трактиром, из категории тех, что предназначены для простого люда: довольно убогое заведение с кривой вывеской, скрипучей дверью, обитой черным драным войлоком, и достопримечательностями в виде валявшихся на входе пьяных мычащих матросов и одного недвижного уличного актера с всклокоченными слипшимися волосами и почему-то без штанов. Актер, кажется, уже умер, но на это никто не обращал внимания.

Толстая проститутка, размалеванная во все цвета радуги, с вычерненными губами и веками, стояла у входа в эту замечательную таверну, навалившись слоноподобным задом на дверной косяк так, что он стонал под тяжестью этого мяса. При приближении Барлара и его уже не безымянного спутника она подхватила с порога поднос, на котором в тавернах разносили заказы, и, вывалив на него свою увесистую левую грудь, промурлыкала:

— Ну что, мужчины… не купите немного свежей говядины?

— Ты это брось, тетка, — сказал человек в сером плаще, передергивая плечами то ли от недоумения, то ли от отвращения, — нечего мне мальчонку развращать.