на работу, и вместе влезли в платья, как если бы находились в школьной раздевалке, а не на том месте, где почти две недели назад лежало тело Патрика.

– Я не хочу этого делать, – сказала Рейчел, повернувшись так, чтобы я могла застегнуть ей «молнию».

– Никто из нас не хочет.

– Я все еще ожидаю увидеть его здесь.

– Знаю.

– Я на самом деле имею в виду именно это. Как будто он так и не ушел никуда. Осталось только его тело.

Она крепко сжала мою руку, а потом мы сложили одежду в сумки и вышли на угасающий солнечный свет лета. Глядя на поминки Патрика, я поняла, что Клойстерс и, вероятно, даже Рейчел, дали мне одну вещь – они подарили мне возможность начать все сначала, вдали от Уолла-Уолла, от воспоминаний о поминках по отцу, от прежних проблем, с которыми я столкнулась за последний год. И в этом я находила некоторое утешение.

Я заметила Лео, стоящего под одним из архитравов в дальнем конце клуатра Боннефон; верхняя половина его тела была в тени, нижняя – на солнце. Поношенные джинсы были испещрены яркими зелеными пятнами, лицо скрыто шляпой. Он не потрудился переодеться для этого мероприятия. Я хотела подойти и встать рядом с ним, на периферии всего этого, но когда сделала шаг в ту сторону, Рейчел схватила меня за руку, другой рукой прикрывая глаза от солнца.

– Не оставляй меня, – прошептала она.

И так мы с Рейчел стояли вдвоем, плечом к плечу, рядом с зарослями цветущего тысячелистника, слушая речь Мишель де Форте, а затем куратора музея Моргана. Аруна рассказывала о Патрике; ее глаза почти все время были прикованы к нам с Рейчел. Когда последний оратор закончил речь, струнный квартет, расположившийся под лоджией, начал играть, и я впервые осознала, насколько прекрасная в Клойстерсе акустика, даже снаружи.

Перед началом поминок Мишель сказала нам, что Патрика заменят к концу августа – до этого оставалась всего неделя. И пока я наблюдала за движением фигур по дорожкам сада, мне было интересно, кто из них уже строит планы: где устроить свой первый попечительский обед из местных продуктов, как разработать улучшенную систему указателей в галереях, когда начать предлагать свои собственные экспозиции. Конечно, после того как они узнают, можно ли отменить взятые Патриком гранты и использовать наши исследования в других целях. Я была уверена, что интерес к роли куратора в Клойстерсе не иссякнет.

Аруна присоединилась к нам с фужером шампанского в руке.

– «Бог поддерживает порядок во всем», – процитировала она.

– Боэций, – отозвалась я. – Патрик счел бы это уместным.

– «Моя судьба кружится в колесе перемен, как бледный лик луны, которая не может остановиться». Хедлам, – сказала Рейчел в ответ.

– Я думаю, судьба Патрика больше не кружится в колесе, Рейчел. Он сорвался.

– Но наша все еще кружится, – ответила она, глядя мимо Аруны на группу кураторов, столпившихся вокруг грядки с травами, среди которых были белена и мандрагора.

– Мы все одержимы своей судьбой, – задумчиво произнесла Аруна. – Ведь это единственное, что мы не можем контролировать. Единственное, чего не можем увидеть. Разве ты не согласна, Рейчел?

Я посмотрела на Рейчел, которая перенесла все свое внимание на Аруну.

– Есть способы увидеть, – возразила я.

Аруна подняла бровь.

– Как ты думаешь, Рейчел, есть ли способы узнать, как повернется колесо фортуны? – Она покрутила оливку, погруженную в ее бокал, и наклонила голову. – Может быть, ты уже нашла некоторые из них?

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, Аруна.

– Конечно, тебе следует быть осторожнее с тем, во что ты веришь, – продолжила та. – У людей есть склонность легко соблазняться обещанием знаний. – Аруна не стала дожидаться моего ответа, а подняла руку в знак приветствия и произнесла: – Простите, я должна кое с кем поздороваться. – Она покинула нашу группу и пошла дальше.

– Она так старается выставить себя этакой хранительницей тайн, – сказала Рейчел.

Но меня впервые осенило, что Аруна была не хранительницей тайн, а оракулом. В конце концов, кто такие оракулы, если не женщины, охраняющие храмы знаний?

Я покачала головой.

– Мы лучше других знаем, как легко соблазниться тайнами прошлого.

– Не слишком соблазняйся ими, Энн. Иногда лучше не знать, что ждет нас в будущем.

Я подумала о том, как выжила Рейчел, как погибли ее родители, как умер Патрик. Было легко понять, почему она не хотела знать, что может ждать ее в будущем, почему было легче верить, будто Патрик каким-то образом все еще присутствует здесь, среди этих цветов. Мы подошли к краю сада, сели на низкую каменную стену, ограждавшую его, и стали наблюдать за движением людей, возникновением и распадом групп – социальным клеточным делением.

Наши фужеры с шампанским нагрелись. Мы чувствовали себя, словно дальние родственники на семейной свадьбе, которых легко не заметить, но которые почему-то все равно должны присутствовать. Через несколько минут, когда последние лучи послеполуденного солнца согрели нашу кожу, Рейчел сказала:

– Я так рада, что ты оказалась здесь этим летом…

– Я тоже.

– По крайней мере, нам хоть что-то осталось от всего этого.

В августе солнце садилось уже несколько раньше, и в некоторые дни ветер был холодноватым. Все вокруг нас остывало, и, возможно, я тоже.

– Если захочешь, ты могла бы поехать со мной в Кембридж. Может, найдешь работу в Фогге?

Мы не говорили о том, что будет, когда закончится месяц, хотя в моем почтовом ящике уже появилось сообщение из кафе, где я работала, с вопросом, вернусь ли я в сентябре. От одного только вида этого названия у меня сжалась грудь, паника заполнила легкие.

– Может быть, – сказала я, потягивая свое выдохшееся шампанское. – Я бы хотела остаться здесь.

Рейчел кивнула.

– Ты всегда можешь спросить Аруну, не знает ли она о каких-нибудь доступных вакансиях в Бейнеке.

Мы планировали написать статью, в которой рассказывалось бы об обнаружении карт и полном переводе документов, переписанных Линграфом. Статью, которая раскрыла бы первоначальное, оккультное происхождение Таро, подтвердила бы интерес эпохи Возрождения к разгадыванию судьбы, к знанию будущего. Можно было не сомневаться, что после публикации мы обе сможем выбирать, куда пойти. Награда за риск, на который я решилась тем летом.

Рейчел помахала рукой куратору музея Моргана.

– Я, пожалуй, пойду поздороваюсь. Хочешь познакомиться?

– Нет. Не надо.

Оставалось только переждать до окончания мероприятия. Я слезла с каменной стены и направилась в галереи, надеясь, что смогу забыться среди картин и скульптур. Я была рада тишине. Дойдя до своего любимого экспоната в коллекции – большой фрески со львом, – села на скамейку и