Я опустилась на колени напротив нее и обхватила руками ее запястья.

– Рейчел. Все кончено.

Она наконец подняла на меня глаза. Те были какими-то мутными, почти невидящими. Как будто все происходящее было наваждением, заклинанием, от которого ее нужно было просто пробудить. Я подумала, не выглядим ли мы обе так, ведь наши зрачки всё еще расширены от белладонны.

– Нет, – возразила она, отстраняясь и сдерживая рыдания. – Вызови «скорую».

Я достала из рюкзака телефон и набрала 911, сообщив о случившемся диспетчеру, который несколько раз спросил меня, уверена ли я, что Патрик умер. Я каждый раз отвечала «да». Рейчел, слушавшая разговор, наконец перестала нажимать на грудь Патрика; она сидела на полу рядом с его телом, ее лицо было мокрым, колени подтянуты к подбородку, она дрожала, словно от холода. Если обычно руки Рейчел казались легкими и сильными, то теперь они выглядели слабыми и вялыми, и я задавалась вопросом, откуда у нее взялся запас энергии, чтобы столько времени делать искусственное дыхание.

В этот момент я не могла сформулировать вопросы, которые следовало бы задать: как долго она пробыла здесь вот так, снова и снова делая искусственное дыхание мертвому телу, что произошло, как она его нашла. Все, что я могла сделать, – это опуститься рядом с ней на пол, где мы обнялись, прижавшись друг к другу бедрами и надеясь, что никто не войдет и не найдет нас долгое время – пока мы хотя бы не сможем адаптироваться к миру, в котором не было Патрика.

Мы не знали, сколько времени пройдет до появления полиции или даже других сотрудников, но сидели вместе на полу в течение, казалось, нескольких часов, хотя это могли быть не часы, а минуты. Мы сидели, глядя на неподвижное тело Патрика, пока Рейчел наконец не поднялась на ноги и не подошла к его столу. Я наблюдала за тем, как она начала открывать ящики и доставать бумаги и блокноты.

– Рейчел, что… – Я умолкла. На ее лице было откровенно решительное и жесткое выражение, и это заставило меня остановиться.

Я встала; от резкого движения у меня поплыло перед глазами. Нереальность происходящего – тело на полу, скорость, с которой Рейчел осматривала ящики, – заставила меня понять: я должна все время следить за дверью библиотеки в поисках любого признака движения, напрягая слух, пытаясь заранее расслышать звук сирен. Когда Рейчел добралась до сумки Патрика, она вывернула ее на пол – содержимое рассыпалось по комнате, записная книжка Патрика упала на его начищенный ботинок.

Рейчел стояла на коленях, сортируя вещи и после осмотра запихивая их обратно в сумку, пока сквозь дымку происходящего я не сообразила, что именно она ищет. Я заметила, как это отлетело в дальний конец комнаты, его зеленая лента была слегка потрепанной и выцветшей. Я двинулась к тому месту, где оно упало, но мои движения были замедленными. Достаточно замедленными, чтобы у Мойры было время подойти к открытой двери кабинета, а потом закричать – высоким жалобным голосом. В суматохе возвращая сумку Патрика на стул, Рейчел встретилась со мной взглядом, пока я молча запихивала коробочку в свой рюкзак. Мойра склонилась над телом и зарыдала, повторяя вопрос, который я безмолвно задавала себе с самого утра:

– Что случилось?

* * *

Полиция взяла у нас показания, а коронер забрал тело. Мойру пришлось накачать успокоительным. Синие мигалки полицейских машин озаряли серый камень музея. Стоя среди сотрудников, я заметила, что во всем здании жутко тихо. Никто из нас не знал, что делать. Я никогда не была свидетельницей смерти, только испытала на себе ее последствия. И после нее я оказалась в подвешенном состоянии, зная, что нет правильных решений, нет правильных дальнейших шагов; есть только жуткое осознание того, что время продолжает идти, как бы мне ни хотелось, чтобы оно остановилось, перемоталось назад. Единственная вещь, которая меня поддерживала, тяжело лежала в моем рюкзаке: кожаная коробочка, перевязанная зеленой ленточкой.

Тогда у меня не было возможности спросить Рейчел, как она нашла его или чем закончилась ее ночь накануне. Но я была благодарна ей за то, что она нашла его до открытия музея, до того как посетители Клойстерса проследовали из вестибюля к алтарю Мерода и обратно, а Патрик, уже не слыша этого, лежал бы за каменными стенами кабинета, и никто об этом не знал бы.

Сердечный приступ, решили они. «По крайней мере, он ушел быстро. Умер в месте, которое любил». Это были банальности, которые, как я знала, ничего не значили, и каждый раз, когда я слышала, как кто-то повторяет эти слова, гул в моих ушах становился все громче.

– Нам нужно позвонить Мишель, – тихо произнесла Рейчел, появляясь рядом со мной. Я стояла на пороге музея, наблюдая за тем, как люди входят и выходят, за толпой судебно-медицинских экспертов и врачей. В парке начали собираться любопытные.

Я знала, что она права, но я также знала, что, поделившись новостью, я сделаю ее реальной. Что, потеряв Патрика, я потеряла и своего благодетеля, человека, который привел меня в Клойстерс. Рейчел уже прижимала телефон к уху, и я поняла, что, как бы я ни боялась того, что может сказать Мишель, я также отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то сказал мне, что делать. Только когда Рейчел завершила звонок, я осознала: несмотря на то, как это выглядело со стороны, именно нам предстояло найти собственный путь.

– Что она сказала?

– Что перезвонит мне через некоторое время и даст инструкции, но сейчас мы должны закрыть здание для посетителей на весь день, а персонал должен разойтись по домам.

– Как ты думаешь, она заставит меня уволиться? – наконец-то набравшись смелости, спросила я.

Глаза Рейчел сузились.

– Почему ты должна уволиться?

– Потому что теперь, когда Патрика больше нет…

– Когда Патрика больше нет… – Слова замерли на ее губах, и я почувствовала, как измучена Рейчел, сколько усилий ей потребовалось, чтобы сказать это. Я хотела бы не помнить, каково это – но я помнила.

Она попыталась снова:

– Теперь, когда Патрика нет, нам нужно сделать еще больше. У тебя все будет в порядке, Энн. У нас обеих все будет в порядке. – Потом сделала паузу, сжала мою руку так крепко, что я почувствовала, как кончики ее ногтей впились в мою кожу, и сказала жестким шепотом: – И теперь… теперь некоторые вещи будут проще.

Мне хотелось, чтобы мы остались одни. Но вокруг нас у входа сгрудились сотрудники, синие маячки полицейских