Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Энтони! - завопила она, - Ты не должен…Ты не можешь… - она задыхалась, полностью не способная закончить предложение, как только она почувствовала его губы на ее коже, совершающие нежные, втягивающие движения.
Кэйт не знала, что сказать; не знала, что делать; оттолкнуть его, или прижать к себе.
Но, в конце концов, она застыла. Поскольку, когда она подняла голову и посмотрела через его плечо, она увидела группу из трех женщин, уставившихся на них с равным выражением ужаса на лицах.
Мэри.
Леди Бриджертон.
Миссис Физеренгтон.
И Кэйт поняла, без тени сомнений, что ее жизнь никогда не станет прежней.
Действительно, если скандал все же разразиться в загородном домике леди Бриджертон, то те из нас, кто остался в Лондоне, могут быть уверены, что любые, а точнее, все щекотливые новости непременно достигнут наших чутких ушей со всей возможной поспешностью. В присутствии таких печально известных в свете сплетниц, нам гарантированно полное и детальное описание скандала.
Светская хроника Леди Уислдаун, 4 мая 1814
На долю секунды застыли все. Кэйт уставилась на этих трех матрон в шоке. Они в свою очередь, смотрели на нее с ужасом.
А Энтони продолжал сосать яд из ее груди, не обращая внимание на то, что у них появились зрители. Откуда-то Кэйт нашла в себе силы пихнуть его от себя и издать возбужденный крик.
– Остановись!
Из- за внезапности его удалось чрезвычайно легко столкнуть, и он приземлился на задницу возле скамейки с горящими глазами, все еще намериваясь спасти ее.
– Энтони?! - позвала леди Бриджертон, дрожащим голосом, как будто она не могла поверить в то, что видела своими глазами.
Он покрутил головой вокруг.
– Мама?
– Энтони, что вы тут делали с Кэйт?
– Она была ужалена пчелой, - мрачно сказал он.
– Со мной все хорошо, - проговорила Кэйт, затем дергая лиф платья вверх. - Я сказала ему, что со мной все в порядке, но он не стал слушать меня.
Глаза леди Бриджертон затуманились.
– Понимаю, - сказала она тихим грустным голосом, и Энтони знал, что она, действительно, его поняла.
Она была, наверно единственным здесь человеком, кто понял, что им двигало.
– Кэйт, - наконец, с трудом проговорила Мэри, - Его губы были на твоей… на твоей…
– На ее груди, - услужливо подсказала миссис Физеренгтон, скрещивая руки на своей необъятной груди.
Она стояла, неодобрительно нахмурившись, но было ясно, что она чрезвычайно довольна собою.
– Нет! Все было не так! - воскликнула Кэйт, пытаясь встать со скамейки, что было отнюдь не легкой задачей, поскольку Энтони сейчас как раз сидел на ее ногах после того, как она столкнула его со скамьи. - Меня ужалила сюда пчела! - она тыкала пальцем в распухшее красное пятнышко, хорошо заметное на ее бледной коже.
Три старые леди уставились на ее ужаленное место, и их лица стали принимать похожий красноватый оттенок.
– Это просто где-то недалеко от моей груди, - протестовала Кэйт, страшась направлением их беседы, и стыдясь ее анатомических подробностей.
– Довольно близко от нее, - указала миссис Физеренгтон.
– Кто-нибудь заткнет ей рот, - прорычал Энтони.
– Нда, - раздражительным тоном сказала миссис Физеренгтон, - Я и так молчу.
– Нет, - ответил Энтони, - Вы всегда говорите.
– Что он хочет этим сказать?! - возопила миссис Физеренгтон, поворачиваясь к виконтессе Бриджертон. Когда та не ответила, она повернулась к Мэри и задала тот же вопрос.
Но Мэри не отводила глаза от Кэйт.
– Кейт, - приказала она, - Сейчас же иди сюда.
Покорно, Кэйт поплелась к Мэри.
– Итак? - спросила миссис Физеренгтон, - Что же мы будем делать?
Четыре пары глаз недоверчиво уставились на нее.
– ‘Мы’? - слабо переспросила Кэйт.
– Я выйду из себя, если услышу, что вы что-то сказали по поводу увиденного, - отрезал Энтони.
В ответ на это миссис Физеренгтон издала только громкое презрительное сопение.
– Вы должны жениться на ней, - объявила она.
– Ч-что? - слово с трудом вырвалось из горла Кэйт, - Вы с ума сошли!
– На мой взгляд, я сейчас единственный разумный человек в этом саду, - сказала миссис Физеренгтон, - Да ладно, девочка, его рот находился на твоих малышках, и мы все видели это.
– Он не делал этого, - простонала Кэйт, - Я была ужалена пчелой! Пчелой!
– Порция, - вставила свое замечание леди Бриджертон, - Я не думаю, что сейчас стоит выражаться в такой манере.
– Сейчас уже поздно для деликатности, - возразила миссис Физеренгтон. - Это станет притчей во языцах. Не имеет значения, как вы опишите это дело. Наиболее стойкий холостяк был сбит пчелой. Я должна сказать, милорд, я никогда не могла себе такого вообразить.
– Тем не менее, не будет никаких сплетен, - прорычал Энтони, угрожающе, надвигаясь на нее. - Потому что никто не скажет ни слова об этом деле. Я не потерплю ничего, что может запятнать репутацию мисс Шеффилд.
Миссис Физеренгтон испуганно и с недоверием смотрела на него.
– Вы думаете, что сможете сохранить секрет, подобный этому?
– Я не собираюсь ничего говорить, и думаю, мисс Шеффилд тоже не думает об этом, - он упер руки в бока и пристально смотрел на миссис Физеренгтон.
Это был один из тех его взглядом, которые заставляют почувствовать взрослых мужчин маленькими трусливыми мальчиками.
Но миссис Физеренгтон была то ли не восприимчива к этому взгляду, то ли глупа, поэтому он продолжил:
– Что касается наших матерей, то в их интересах защищать наши репутации. Остаетесь вы, миссис Физеренгтон, как единственный член нашей маленькой группы, кто может распускать сплетни, слишком широко открывать рот, болтать по поводу и без повода и так далее.
Миссис Физеренгтон залилась краской.
– Любой человек мог видеть вас из дома, - проговорила она, явно не желая терять возможность рассказать такую сенсационную сплетню. Она была бы в центре внимание весь последний месяц, как свидетель такого происшествия, тем более единственный свидетель, пожелавший говорить.
Леди Бриджертон оглянулась на дом, и немного побледнела.
– Она права, Энтони. Вас прекрасно должно быть было видно из гостевого крыла дома.
– Это была просто пчела! - почти завопила Кэйт. - Только пчела! Мы не можем жениться из-за пчелы.
Ее вспышка была встречена напряженным молчанием. Она посмотрела на Мэри и леди Бриджертон. Они смотрели на нее с одинаковым выражением беспокойства, доброты и жалости. Затем она посмотрела на Энтони, чье лицо было замкнуто, и выражение, написанное на нем, было не понятно.