К дому нас подвез Ли. Остальные парни решили остаться в клубе. По слова одного из друзей Никиты: «Закадрить каких-нибудь ранних пташек и попытаться их как следует попортить».

Я сделала вид, что до меня не дошло, каким это образом они собираются «портить пташек». Хотя, ясное дело, как. Еще недавно меня тоже… попортили. Потом еще и нервную систему как следует потрепали. Впрочем, я и сама была хороша. Ведь Никита устроил всю эту ловушку для того, чтобы объясниться со мной, потому что я не хотела его слушать. Не хотела верить. И тем самым сама хорошенько его помучила.

Распрощавшись с Ли, медленно побрели к подъезду. Моя рука снова грелась в широкой ладони Никиты. И мне было настолько хорошо, что торопиться никуда не хотелось. Шла бы так и шла, постепенно осознавая, что он снова рядом. И вся эта ситуация с Катей позади. Почти… Ведь нам надо было еще поговорить. В коморке, в клубе как-то не до того было.

Когда поднялись на наш этаж, у меня и в мыслях не было, повернуть в сторону своей квартиры. А ведь еще день назад, я бы туда рвалась. Теперь же, смотря во вдруг ставшее напряженным лицо Ника, понимала, что никуда уйти не смогу, пока мы не разберемся во всем раз и навсегда.

— Проходи, — произнес парень, отпирая дверь и пропуская меня первой внутрь своей берлоги.

Я вошла в прихожую и замерла в ожидании, когда Гоголь закроет за нами дверь. Старалась гнать из головы мысли о том, что мы пережили вместе с Никитой в этой квартире. Знала бы об этом мама, ее бы точно удар хватил. Да и папу, судя по всему, тоже. Его даже, наверное, с большей вероятностью.

— Разуйся хотя бы.

— Ой, — спохватилась, вдруг резко осознав, что таки да, продолжаю стоять в прихожей в ботинках. Да и куртку снимать не тороплюсь. Шальные мысли, как это часто со мной бывало, посетили мой мозг не вовремя. — Что-то я совсем ушла в себя, прости.

— Не говори глупостей, — хмыкнул Ник. — Я пока пойду, чайник включу. А ты раздевайся.

Оказывается, пока я стояла и просто глазела по сторонам, хозяин квартиры уже сбросил с ног кроссовки и повесил на крючок куртку. И что я в самом деле какая-то рассеянная?

Разувшись, непослушными рука чудом смогла снять куртку и повесить ее рядом с курткой Ника. Что это со мной? Неужели настолько переживаю перед намечающимся разговором? Так вроде сама этого хотела. Чего тогда сейчас мнусь и пытаюсь оттянуть момент истины? Впрочем, чего это я у самой себя спрашиваю. И ежу понятно, что трушу перед правдой, которая может мне не понравиться.

Помыв руки, задержалась еще на какое-то время в ванной комнате, просто стоя у раковины, и рассматривая свое побледневшее лицо в отражении зеркала. Да уж… краса неописуемая. Именно в такие минуты женщина обычно начинает задумываться, и что благоверный в ней такого нашел. Волосы растрепанные, глаза шальные, лицо белее мела. Даже губы стали менее очерченными. А если учесть, что я по природе своей рыжеволосая и бледнокожая, то… Страхолюдина, а не молодая девушка.

— Лисичка, что ты там застряла? — послышался голос за дверью, которую я, после того как вошла в ванную комнату, благополучно закрыла на замок.

— Сейчас выйду! — выкрикнула.

И в самом деле буквально через минуту смогла заставить себя выйти.

Пройдя на кухню, сразу прикипела взглядом к парню, стоящему ко мне спиной и что-то колдующему у плиты. Хотя, почему это «что-то»? Кажется, меня собираются кормить яичницей. Ничего против я не имела, поэтому тихо прошла к столу и устроилась на одном из стульев. Мешать Нику готовить или предлагать свою помощь не торопилась. Он настолько ушел в процесс разбивания третьего яйца… Впрочем…

— Никита, хочешь помогу? Может, что порезать надо?

— Посмотри что-нибудь съедобное в холодосе, — тыкнув небольшим ножичком в сторону, собственно, холодильника, проговорил парень.

Минут через десять мы уже сидели и уплетали расставленную на столе еду. Наверное, в моем случае стресс сказался или просто еда у Ника была особенно вкусной… Не помню, когда в последний раз столько ела. Еще и абсолютно не заботясь о том, как поглощение мной пищи смотрится со стороны.

И только когда голод был полностью утолен, мы снова вернулись к случившемуся в клубе поцелую. Не моему и Никиты. Другому, который я, наверное, никогда не смогу забыть. В кошмарных снах будет мерещиться, честное слово.

Разговор, стоит отметить, у нас не очень шел. Сложно задавать четкие вопросы, когда тебя целуют то в шею, то за ухом, то в уголок губ. Еще и мочку периодически прикусывают. А ответы на с трудом выдавленные мной вопросы звучат хрипловато и провокационно. Гоголь будто специально выводил меня из себя. Пытался сделать так, чтобы я вообще забыла об этой стерве, что наплела мне у клуба об их якобы отношениях.

Возможно, не стоит во всем этом копаться. Снова вспоминать. Нервируя тем самым не только себя, но, опять же, и Никиту. Просто нужно больше ему доверять. Именно ему, а не слухам, которые может распустить либо Катя, либо его собственный отец. Как знать, что на самом деле в голове у мужчины, у которого жена не блещет извилинами.

Поговорить нам все-таки удалось. Уже после того, как мы плавно перетекли из кухни в спальню и… В общем, соскучились мы по друг другу ужасно.

— Крис, я тебе чем хочешь поклянусь, что у нас с Катей ничего не было и не будет, — перебирая пальцами мои волосы, пробормотал парень.

Я удобно устроила голову у него на плече, положила ладонь на мужскую грудь и… Млела от осторожных прикосновений.

— Ну, смотри, Гоголь, — строго сказала. Еще и кулаком возле его лица помахала. Насколько это было возможно сделать в моем положении. — Если узнаю, что ты там где-то и с кем-то… Лично кастрирую.

— Тогда я могу не бояться за свое мужское достоинство, — зевнув, проговорил Ник. — Потому что я в себе уверен. А вот если ты…

— Что я? — тут же напряглась. И руку на всякий случай убрала. Ту самую, которой еще пару секунд назад грозила.

— Посмотришь в сторону другого.

— Придушишь как Отелло Дездемону?

— Нет, — вкрадчиво ответили мне. — Душить не буду. Но вот соперника… тоже кастрирую.

— А меня?

— А тебя отшлепаю.

И с таким серьезным видом это было сказано, что я не смогла не засмеяться. Потому что, кажется, что Гоголев, что я, были уверенны, что в сторону других не посмотрим. Потому что нам это не нужно. Ведь у Ника есть я… А у меня он. Такой весь неугомонный, нагловатый, самоуверенный… маньяк. Зато свой, персональный.

Сегодня утром я проснулась какой-то вялой. И дело было не в том, что у меня ломило кости, или снова началась простуда. Нет, дело было в другом. Хотя я, ни разу не испытавшая все «прелести» похмелья, почему-то решила, что ощущения должны быть схожими. Немного кружилась голова, и к горлу подкатывала легкая тошнота.

Я решила не издеваться над собой и, когда стало чуть легче (спасибо маминому чаю с лимоном), отправилась в аптеку. Мне уже не пятнадцать лет, чтобы подобное состояние можно было списывать на «Авось само пройдет». Тем более, что закралась ко мне шальная мыслишка, что наши бурные с Никитой встречи заимели очень явные последствия. Ведь, помнится, в свое время он не использовал защиту. А тут и одного раза бывает достаточно, чтобы у тебя постепенно стал расти живот.