— Неужели я должен был закрыть перед бывшим епископом двери Сент-Прешес? — простодушно спросил Браумин.

— Выгоните его! — ответил герцог Калас. Браумину стало понятно, что герцогом движут не только политические цели, — Калас люто ненавидел Де’Уннеро.

— Отлучите его! Я не желаю мириться с присутствием в церкви этого человека!

— Я что-то не видел вас на службах, ваша милость, — заметил Браумин.

Калас презрительно хмыкнул и двинулся прочь вместе со своей свитой. Удаляясь, он намеренно громко произносил имя Де’Уннеро, всякий раз добавляя к нему какой-нибудь резкий эпитет.

Настоятель Браумин остался стоять, ловя на себе враждебные взгляды горожан. Он понял, что Де’Уннеро успел нажить здесь немало врагов. Браумин поспешно выложил фрукты, которые намеревался купить, обратно в тележку торговца и поспешил вернуться в Сент-Прешес. Он надеялся, что гневная тирада Каласа и явный протест горожан заставят-таки Де’Уннеро покинуть город.

Магистр Фрэнсис остановился, глядя на серо-коричневые, протянувшиеся более чем на милю, холодные стены монастыря Санта-Мир-Абель. Монастырь стоял на высокой крутой скале, у подножья которой плескались воды залива Всех Святых. Фрэнсис вспомнил, как более десяти лет назад впервые попал сюда юным послушником, пройдя «Строй добровольного страдания». Так называлось испытание для вступавших в братство. Кандидату надлежало пройти по своеобразному коридору, образованному монахами, каждый из которых держал в руке громадную, напоминавшую весло палку.

Сейчас Фрэнсис охотно предпочел бы телесные страдания тем, что ожидали его внутри монастырских стен. Он нес братьям печальные известия: это и события в Палмарисе, и недавнее сражение с гоблинами, унесшее жизнь семи монахов. Но самой ужасной была весть о появлении розовой чумы. Кроме того, монастырь зримо напомнил магистру о его былых ошибках и заблуждениях. Здесь Фрэнсис когда-то слепо и бездумно выполнял приказания отца-настоятеля Маркворта, не сомневаясь в их правильности даже тогда, когда в монастырских застенках терзали ни в чем не повинных Чиличанков и кентавра Смотрителя. Здесь он однажды смолчал и не выступил против убийства магистра Джоджонаха. Теперь-то он хорошо понимал, что это было убийство.

Массивные каменные стены Санта-Мир-Абель — воплощение величия и силы — как будто говорили магистру Фрэнсису о его несовершенстве. Его мало утешала мысль о том, что ошибки и заблуждения остались в прошлом. Да, он стал мудрее. Он понял природу зла, овладевшего отцом-настоятелем Марквортом. Но ему все равно не хватало мужества. Возможно, он поступил неправильно, отказавшись от своего первоначального заявления о том, что Джилсепони должна возглавить церковь Абеля. Разве он не должен был, несмотря на все сложности, бороться за ее избрание?

Глядя на громаду монастыря, магистр Фрэнсис сознавал, что все равно не поддержал бы избрания Джилсепони — ни тогда, ни сейчас.

На другом краю поля, в миле отсюда, виднелись главные ворота обители. Сделав глубокий вдох, магистр Фрэнсис Деллакорт повел туда монахов. Живых ждали родные стены, мертвых — место их погребения.

Настоятель Браумин никак не мог успокоиться. Сколько грандиозных мечтаний было связано у него с Сент-Прешес; сколько было надежд, что жертва, принесенная Полуночником, подвигнет его и его союзников на новые дела, дабы церковь и окружающий мир стали чуточку лучше!

Но с тех пор, как Браумин Херд сделался настоятелем Сент-Прешес, он знал лишь разочарование. Конечно, кое-что из его замыслов удалось осуществить. В монастыре увеличили продолжительность молитвенных служб для горожан. Браумин постоянно посылал монахов исцелять больных в Палмарисе и окрестностях. Однако все крупные его начинания, обещавшие коренным образом изменить жизнь монастыря и города, непременно наталкивались на противодействие герцога Каласа, который неизменно пресекал их.

И теперь еще Де’Уннеро!

После встречи Браумина с Каласом на рынке весть о возвращении бывшего епископа разнеслась по всему городу. Служба, которая состоялась вскоре после этого, собрала немалое число горожан, но люди не столько молились, сколько обсуждали неожиданную новость. Они хотели увидеть ненавистного им Де’Уннеро и тем самым понять, справедливы слухи или нет.

Маркало Де’Уннеро, внемля советам Браумина, вел себя тихо. Тем не менее возмущенные горожане каждый день приходили к монастырским стенам, требуя его изгнания, отлучения от церкви и даже казни. Возможно, здесь не обходилось без подстрекательства со стороны герцога Каласа — герцог и простой люд Палмариса в одинаковой степени ненавидели Де’Уннеро, и всеобщий гнев нарастал, словно лесной пожар в летнюю жару.

Сцепив руки, настоятель Браумин ходил по кабинету, вполголоса произнося молитву о водительстве свыше. Дверь кабинета приоткрылась, и в проеме показалась голова магистра Виссенти. В следующее мгновение дверь широко распахнулась, и в кабинет, опередив Виссенти, вошел Де’Уннеро.

Браумин сделал жест рукой, попросив Виссенти удалиться.

— Неужели ты рассчитывал на что-то другое? — резко спросил Браумин, когда они остались наедине.

Де’Уннеро хмыкнул, затем безразлично усмехнулся.

— Я вернулся не повелевать, а подчиняться, — тихо сказал он.

Браумин услышал дрожь в голосе Де’Уннеро. Похоже, сейчас внутри этого человека происходила отчаянная борьба.

— Я признал твое назначение на пост настоятеля, разве не так? На тот самый пост, который должен был остаться за мной.

— Еще задолго до битвы в Чейзвинд Мэнор магистр Фрэнсис сменил тебя на этом посту, — напомнил ему Браумин.

Де’Уннеро замолчал, но настоятель знал, что бывший епископ изо всех сил старается совладать с собой и не дать воли закипавшей внутри ярости. Браумин знал, насколько опасен Де’Уннеро. Но пасовать перед ним он не собирался. Раз сказанное задело Де’Уннеро, их дальнейший разговор будет продолжаться в том же направлении.

— Тебе незачем напоминать мне, как все было, настоятель Браумин, — сказал Де’Уннеро, голос которого вновь стал спокойным. — Я прекрасно понимаю суть того, что произошло в последние дни жизни отца-настоятеля Маркворта. Уверен, я понимаю это намного лучше, нежели ты.

— И ты добровольно принял в этом участие, — сказал Браумин.

Темные глаза Де’Уннеро гневно вспыхнули, но он опять усилием воли подавил гнев.

— Как тебе будет угодно, — сощурившись, произнес он. — Однако хочу напомнить: тебя там не было.

— Я и не мог быть там, — ответил Браумин. — Я тоже хочу напомнить, что меня и моих друзей буквально выволокли из гробницы Эвелина на вершине Аиды. И сделал это Де’Уннеро со своими подручными.

— По приказу отца-настоятеля Маркворта, которому служил Де’Уннеро, — уточнил бывший епископ. — И по приказу короля Хонсе-Бира. Или ты забыл? Может, ты забыл, что, когда мы требовали от вас сдаться, рядом со мной находился герцог Калас — тот самый Калас, который теперь стал бароном Палмариса?