– А… але?

– Хэрриет! – В голосе Хардинга слышалась неестественно бодрая легкость. – Я только что прослушал ваше сообщение. Ну, знаете ли, юная леди, вы тут не на шутку всех перепугали.

– Я понимаю. Мне очень жаль. – Ей действительно было жаль, искренне. – Я просто… ну, в общем, как я и сказала. Меня все это оглоушило. Тяжело переключиться от того, что у тебя никого нет и ни за кого не нужно отвечать, на то… короче…

– Хоть бы записку оставили. Митци чуть с ума не сошла, когда поднялась вас разбудить и обнаружила пустую кровать, да еще и вещи исчезли. Мы не знали, что и думать.

– Перед отъездом я видела миссис Уоррен. Разве она ничего вам не сказала?

Бестолковая встреча была как во сне. Неужели она правда говорила с миссис Уоррен? И та действительно сказала те ужасные слова: Слава богу, избавились. От вас, а до вас – от вашей дрянной матери? Все это казалось невероятным.

Последовало смущенное молчание.

– Миссис Уоррен, вы сказали? – переспросил наконец Хардинг. – Нет. Нет, она ничего не говорила. Как странно.

У Хэл возникло ощущение, что ее надули. Она была уверена, что миссис Уоррен поспешит выдвинуть свою версию случившегося: Хэл, как тать в ночи, вылезает в окно, возможно, с фамильным серебром под мышкой.

– Я просто думала… Конечно, мне следовало позвонить вам раньше. Простите, дядя Хардинг.

Дядя Хардинг. Удивительно, но слова машинально выскочили у нее. Всего несколько дней назад они давались ей с трудом, приходилось буквально выдавливать из себя дядю. И вот уже привычно. Она начинала верить собственной лжи.

– Ладно, дорогая, больше ни слова об этом, – с некоторым пафосом сказал Хардинг. – Но ради всего святого, не убегайте больше посреди ночи. Мы только нашли вас после всех этих долгих лет, и вот… – Он то ли фыркнул, то ли кашлянул, пытаясь спрятать чувство, которое Хэл услышала за деловым тоном. – Не думаю, что ваша тетка еще раз выдержит такое испытание. Вчера, не зная, где вы и как с вами связаться, она просто потеряла голову. Ну, будет… Так вы сказали, что возвращаетесь?

– Да. – Хэл сглотнула. Свободной рукой она взяла с груды писем, что лежала у нее на коленях, верхнее, сложила его по сгибам и вернула обратно в конверт, где оно пролежало много лет. – Да, я возвращаюсь.

Хэл не думала, как оплатит билет обратно до Пензанса, пока не добралась до кассы брайтонского вокзала. Карта оказалась заблокирована. Оттаскивая чемодан от кассы, пунцовая от смущения, она перебрала в голове все возможности и увидела только одну – опять попытаться купить билет по айфону в надежде, что веб-сайт оформит билет, не проверяя состояние ее счета. Надежда шаткая, но других-то вовсе не было.

В тихом уголке возле прилавка, где торговали кофе, она вытащила телефон и уже открыла было приложение, как вдруг увидела непрочитанное сообщение от Хардинга.

Дорогая Хэрриет, – начинался довольно сухой текст, – после разговора с мистером Тресвиком мы бы хотели ускорить Ваше возвращение в Трепассен, так как это необходимо для урегулирования дел, связанных с имением. Прилагаю код для уже оплаченного билета, по которому любой автомат в Брайтоне его выдаст. Пожалуйста, звоните, если возникнут проблемы. Дядя Хардинг. PS. Абель встретит Вас в Пензансе.

Хэл закрыла сообщение, и ее охватило очень странное ощущение: стало тепло и одновременно душно. Как будто окоченевшее, задубевшее тело укутали мягкой шалью, но немножко слишком туго.

Не забывай, кто ты, подумала она, понимая, что должна ответить на СМС словами горячей признательности. Не забывай про слабого, благодарного мышонка – племянницу.

Но поскольку реальное прошлое начало сталкиваться с вымыслом, становилось нелегко придерживаться этой роли. Все труднее и труднее не поскользнуться. Или все-таки это безумие – возвращаться в Трепассен?

Поезд заторопился на запад, небо начало темнеть. Хэл вспомнила, что ей нужно поработать, поискать в Интернете кое-какие имена, чтобы подготовиться к перевоплощению в свою роль. Не так уж много ей нужно знать. Поехала ли Мод в Оксфорд? Что с ней случилось потом?

Но она все никак не могла собраться и, прислонившись к поцарапанному стеклу, смотрела на проносящиеся мимо равнины. Было холодно, и, по мере того как поезд удалялся от Лондона, становилось все холоднее. Голые деревья заиндевели, трава побелела, лужи покрылись ледяной коркой. В любой другой день Хэл решила бы, что это красиво, но сегодня она могла думать только о том, что покидала и, может быть, никогда больше не увидит: квартиру, в которой выросла, все свое прошлое. Теперь с каждой милей, которую оставлял позади поезд, ее несло только вперед, к неизвестности, и все, что у нее было, это одежда в чемодане и документы сбоку.

Но в то же самое время она ехала назад, в свое прошлое, и из всех теснившихся в глубине сознания вопросов, на которые у нее не было ответов, к одному Хэл возвращалась чаще других. Она теребила его, тормошила, как языком все время тянешься к больному зубу. Почему мама ей врала?

Из дневника явствовало, что Мэгги не могла сказать своей тетке, кто отец ребенка, так как боялась больше его не увидеть. Но почему нужно было скрывать правду от дочери?

Вопрос все настойчивее требовал ответа, однако в голову Хэл приходило только одно: чтобы оградить ее. От чего?

Когда поезд остановился в Пензансе, было уже темно, и Хэл почти уснула, но встрепенулась и подхватила чемодан, который стал значительно тяжелее, после того как она запихала в него дополнительную одежду и бумаги. На перроне у нее возникло странное ощущение дежавю, смешанное с неприятным осознанием того, насколько все изменилось. Та же платформа, те же большие часы и отдающиеся эхом объявления диспетчера, она сама – в тех же драных джинсах и с тем же обтрепанным, видавшим виды чемоданом, волосы все так же лезут в глаза. Но в отдалении она заметила Абеля. Он изучал на табло информацию о прибытии поездов, но, увидев Хэл по другую сторону заграждения, расплылся в улыбке и замахал ключами от машины.

Пройдя через заграждение, Хэл очутилась в совершенно неожиданных для нее объятиях. Разомкнув их, Абель улыбнулся, и его загорелое лицо выразило облегчение.

– Хэрриет! Как здорово вас видеть. Вы всех перепугали. Едва мы привыкли к тому, что вы рядом, и тут… – Он осекся, и в его улыбке появился легкий упрек. – Скажу просто: хорошо, что вы в порядке.

– Простите.

Когда они двинулись по перрону, Хэл вдруг поймала себя на том, что сбоку пристально всматривается в его лицо. Вы знаете, кто мой отец? – хотелось спросить ей. Это Эдвард? Но спрашивать так было нельзя.

– Я не хотела никого беспокоить. И мне очень жаль, что поезд опоздал. – Она посмотрела на часы. Почти половина десятого. А должен был прибыть в восемь тридцать. – Вы долго ждали?

Абель покачал головой.

– Ерунда, не переживайте. Если честно, я рад, что у меня был предлог отлучиться. В привокзальном кафе на диво хороший кофе. Не уверен, что смогу выпить еще хоть чашку тех серых помоев, которыми нас потчует миссис Уоррен.