Когда они приехали в Памплону, уже подошло время обеда. Дыхание пассажиров автомобиля паром оседало на окнах и, соприкасаясь с ледяными стеклами, превращалось в осязаемое доказательство удушающей жары в салоне. Присутствие лейтенанта Падуа, настоявшего на том, чтобы приехать сюда с ними, но не проронившего ни единого слова, сделало поездку особенно дискомфортной. Когда, наконец, машина остановилась перед наваррским институтом судебной медицины, какая-то женщина, полностью скрывшаяся под зонтиком, отделилась от маленькой группы людей, ожидавших у входа, и, сделав несколько шагов вперед, остановилась перед лестницей.

Едва увидев ее, Амайя поняла, кто перед ней. Ей уже приходилось встречаться с родственниками жертв, ожидающими у дверей морга. Ни за что на свете им не позволили бы присутствовать на вскрытии. Никаких исключений из этого жесткого правила быть не могло. Даже распространенное мнение, что для проведения вскрытия требуется согласие родственников, было ошибочным. Вскрытие производилось в рамках судебной процедуры по распоряжению судьи. В случаях, когда было необходимо опознать труп, это делалось посредством экрана телевизора, а в зал для вскрытия никто никогда не допускался… Родным жертв нечего было там делать, но они все равно собирались у дверей морга, повинуясь какому-то внутреннему зову, и топтались на улице, как будто в любой момент из этой двери могла показаться медсестра и объявить им, что все прошло хорошо и их любимый человек в считанные дни будет на ногах.

Приближаясь к женщине в твердой решимости во что бы то ни стало не смотреть ей в глаза, она обратила внимание на ее мертвенную бледность, на протянутую в мольбе руку и на маленькую девочку лет трех-четырех, которую мать почти волочила за собой, спеша навстречу Амайе. Амайя ускорила шаги.

— Сеньора, сеньора, я вас умоляю, — произнесла женщина, шероховатыми холодными пальцами касаясь руки Амайи.

Затем, как будто решив, что она зашла в своей дерзости слишком далеко, она попятилась назад и еще крепче стиснула ручонку малышки.

Амайя резко остановилась, взглядом обратившись за помощью к Хонану, который попытался встать между женщинами.

— Сеньора, пожалуйста, — взмолилась женщина. Амайя молча смотрела на нее, приглашая ее продолжать. — Я мать Йоханы, — представилась она, как будто это грустное звание не нуждалось в каких-либо разъяснениях.

— Я знаю, кто вы, и мне очень жаль, что с вашей дочерью случилось такое несчастье.

— Это вы расследуете преступления басахауна, верно?

— Да, это я.

— Но мою дочь убил не басахаун, верно?

— Боюсь, что я не смогу ответить на этот вопрос. Еще слишком преждевременно делать какие-либо выводы. Расследование находится в предварительной стадии, на которой нам необходимо выяснить, что же, собственно, произошло.

Женщина сделала еще один шаг вперед.

— Но вы уже должны это знать. Вы это знаете. Вы знаете, что мою Йохану убил не этот убийца.

— Почему вы так говорите?

Женщина прикусила губу и огляделась вокруг, как будто пытаясь найти ответ в крупных каплях непрекращающегося проливного дождя.

— Ее… Ее изнасиловали..?

Амайя перевела взгляд на девчушку, которая, похоже, была поглощена созерцанием выстроившихся у обочины патрульных автомобилей.

— Я вам уже ответила, что еще слишком рано. Мы не можем этого знать, пока не сделаем… Э-э…

Она замялась. Внезапно слово «вскрытие» показалось ей слишком жестоким. Женщина подошла еще ближе. Теперь она стояла так близко, что Амайя ощущала ее горькое дыхание и запах лавандовых духов, исходивший от ее мокрой одежды. Схватив Амайю за руку, она стиснула ее пальцы, и в этом жесте объединились признательность и отчаяние.

— По крайней мере, сеньора, скажите мне, как давно она умерла.

Амайя накрыла второй рукой пальцы женщины.

— Я поговорю с вами, когда завершится… Когда ее закончат осматривать. Даю вам слово.

Она высвободила руку из пальцев женщины, стискивавших ее собственную ладонь подобно ледяным когтям, и шагнула к двери.

— Она умерла неделю назад, верно? — произнесла женщина дрожащим от неимоверного усилия голосом. — В тот самый день, когда она исчезла.

Амайя обернулась к ней.

— Она мертва уже семь дней. Я это знаю, — повторила женщина. Ее голос сорвался, и она разрыдалась, перемежая всхлипывания хриплыми стонами.

Амайя вернулась и снова остановилась перед ней, обводя взглядом своих спутников и пытаясь определить их реакцию на слова матери Йоханы.

— Откуда вы это знаете? — прошептала Амайя.

— В тот день, когда умерла моя девочка, я ощутила, как вот здесь, внутри, у меня что-то оборвалось, — ответила женщина, прижимая ладонь к груди.

Амайя заметила, что малышка крепко прижимается к ногам матери и беззвучно плачет.

— Сеньора, идите домой и заберите отсюда ребенка. Я обещаю поговорить с вами, как только смогу вам что-то сообщить.

Женщина посмотрела на плачущую девочку с выражением бесконечной любви на лице, как будто внезапно осознала ее присутствие и была потрясена удивительным фактом ее существования.

— Нет, — решительно ответила она. — Я буду ожидать, пока они все сделают, здесь. Я буду ожидать, когда меня пустят к моей девочке.

Амайя толкнула тяжелую дверь, но в последний момент до нее донеслась мольба матери:

— Присмотрите за моей дочкой там, внутри.

Верный обещанию, данному Сан-Мартину, Хонан явился в зал для вскрытий. Амайя знала, что он здесь не впервые, но, как правило, он избегал этой тягостной и заведомо мучительной процедуры. Он молча стоял, опершись на стальной стол, и его лицо сохраняло бесстрастное выражение, возможно, потому, что он понимал, что за ним наблюдают. Кое-кто из коллег часто подтрунивал над ним, недоумевая, что доктор (а Хонан был доктором антропологии и археологии) испытывает затруднения с вскрытиями. Тем не менее, от внимания Амайи не ускользнуло то, что он заложил руки за спину, как будто провозглашая свою твердую решимость ни к чему не прикасаться, ни физически, ни эмоционально. Перед тем как войти сюда, она подошла к нему и сказала, что он может под любым предлогом отклонить приглашение Сан-Мартина. К примеру, она могла поручить ему побеседовать с матерью жертвы или продолжить изучение собранных улик в комиссариате. Но он решил остаться.

— Я должен сюда войти, шеф, потому что это преступление приводит меня в полное замешательство и того, что я знаю, недостаточно для того, чтобы набросать даже самый предварительный психологический портрет убийцы.

— Это будет неприятно.

— Это всегда неприятно.

Обычно, когда она приходила на вскрытие, помощники судмедэксперта уже успевали снять с трупа одежду, взять образцы ногтей и волос и часто даже вымыть тело. Амайя просила Сан-Мартина, чтобы он дождался ее, прежде чем удалять с тела Йоханы одежду. Она интуитивно чувствовала, что то, как она была разорвана, позволит ей получить какие-то новые данные. Она подошла к столу, завязывая на спине полы одноразового халата.