— Ты откуда? — спросил он.

Он меня не знал, потому что я была не из тех девочек, которые отираются в таких местах Агадира, где бывают туристы. Поэтому никто никогда не приглашал меня в «Голден Гейт». А самой мне было не по карману что-то съесть или выпить там.

— Из Нуво Талборжт, — ответила я.

— Ах, так, — сказал Хассим. — Я тебя тут никогда не видел.

— Но я же работала здесь рядом, в салоне «Мороженое».

— Это хорошо.

Хассим терпеть не мог хозяев салона «Мороженое», его злило то, что у немцев был какой-то тайный рецепт вафель, и при их выпечке по улицам распространялся такой приятный аромат, что у прохожих даже слюнки текли. Хассим также делал мороженое в вафельных стаканчиках, но они пахли даже и вполовину не так вкусно, как те, что продавались по соседству.

— Ты умеешь печь вафли? — спросил Хассим.

— Ну конечно, — сказала я и в качестве доказательства предъявила свои обожженные предплечья.

Хассим улыбнулся:

— Если хочешь, может завтра с девяти утра начать работать у меня. Только, пожалуйста, будь пунктуальной. Завтра на террасе.

Я проглотила слюну, потому что не ожидала такого быстрого успеха.

— Что мне надеть?

— Белую блузку, черную мини-юбку.

У меня была короткая черная юбка, а вот белой блузки не было. Поэтому я помчалась домой и стала расспрашивать соседок. У одной из них, Фатимы, нашлась элегантная белая блуза — плотная ткань, толстые подплечники, — которую она дала мне взаймы.

В этом наряде я на следующее утро появилась на работе. Хассим, однако, был недоволен.

— Это что такое? — спросил он, указывая на белую блузку из плотной ткани. — Что за рыцарские доспехи?

Я не сказала ничего.

— Ты что думаешь, я нанял тебя на работу, чтобы ты тут демонстрировала самую большую и широкую блузу во всем Агадире? Подожди здесь!

Хассим исчез в своем бюро. Вскоре он появился с двумястами дирхамами и с квитанцией в руке, на которой было написано «Аванс».

— Возьми деньги, — сказал он, — распишись здесь, а завтра приходи в блузке, в которой ты будешь сексуально привлекательной. О’кей?

— О’кей, — пробормотала я, чувствуя себя немного глупо в плотной блузке Фатимы. Вечером я купила себе блузу из такого легкого материала, что она была почти прозрачной. В этой блузке я сама себе казалась очень женственной. Я долго вертелась перед зеркалом в магазине. Мне казалось, что разгуливать в ней рискованно, но это было необходимо для хорошего дела.

По всей видимости, я сделала правильный выбор, потому что Хассим с наслаждением пощелкал языком, когда я на следующий день пришла на работу.

— Вот так хорошо, — сказал он.

Я, правда, не была уверена, действительно ли это было хорошо. Мне показалось, что Хассим рассматривает меня слишком жадными глазами. Он был известным бабником. А мне не хотелось возвращать ему аванс, да еще и потерять работу.

И действительно, вскоре начались проблемы. Однажды моя коллега Хайят передала мне конверт, в котором лежали триста дирхамов и записка: «Сегодня вечером, после работы, перед гостиницей такой-то». Я забыла название гостиницы, она была расположена на тихой улице, но сейчас ее уже нет.

— Дерьмо, — пробормотала я.

— Извини, — сказала Хайят, — но он положил глаз на тебя. Сейчас твоя очередь, малышка.

Целый день я старалась не попадаться на глаза своему шефу и думала, что же мне предпринять. Мне казалось, что все мои коллеги наблюдают за мной. А для меня вопрос заключался в том, сохраню ли я свою работу или вновь окажусь на улице.

И тем не менее я решила не идти ни на какие компромиссы и оставаться верной своей линии. Если бы я встретилась с Хассимом перед гостиницей, я перестала бы отличаться от своих двоюродных сестер, которых я презирала. Я вернула триста дирхамов и по дороге домой обошла десятой дорогой тот квартал, в котором находилась гостиница.

На следующий день атмосфера в «Голден Гейт» изменилась. Хассим не заговаривал о вчерашнем вечере, но стал намного строже со мной. Мне нельзя было совершить ни единой ошибки, иначе тут же начинался скандал. Мне кажется, что Хассим только и ждал, чтобы выгнать меня с работы.

Но в «Голден Гейт» было столько красивых девочек, что мой шеф вскоре заинтересовался одной из них и потерял меня из виду. Может быть, он даже с уважением отнесся к моему гордому отказу. Как бы там ни было, он больше ко мне не приставал, и в дальнейшем я работала спокойно.

Это была хорошая работа. Зарплата, правда, была не особенно впечатляющей. Сначала я получала тысячу дирхамов в месяц. Позже, когда меня перевели с продажи мороженого в пиццерию, я стала получать тысячу пятьсот дирхамов плюс чаевые. Из этих денег мне доставалось немного, потому что я должна была большую часть отдавать тете Зайне.

Однако я обнаружила, что прекрасно справляюсь со своей работой. Коллеги уважали, а посетители любили меня. Я общалась с европейцами, которые заполняли ресторан, особенно летом, и хотя зачастую их поведение казалось мне странным, я все же восхищалась их чувством собственного достоинства и корректным обращением, которое, как мне казалось, всегда было принято у них между мужчинами и женщинами.

Я почувствовала, как выросло мое самосознание, особенно тогда, когда Хассим взял на работу одну марокканку из Дюссельдорфа, которая стала заведовать рестораном. У этой женщины было столько энергии и мужества, что вскоре уже ни один из коллег-мужчин не решался возражать ей.

В самом начале один здоровенный араб, выражая мнение сотрудников, нагло сказал ей прямо в лицо:

— Слушай, ты, у меня нет ни малейшего желания, чтобы мной тут командовали бабы. Если хочешь корчить из себя начальника — убирайся назад в свою Германию. А тут решаем мы, мужчины.

Он еще не закончил говорить, как эта новенькая из Дюссельдорфа привстала на цыпочки и влепила ему такую пощечину, что он от удивления разинул рот.

Мы замерли в ожидании и молчали. Что сейчас сделает мужчина? Мне было ясно, что идет борьба за власть, и речь шла не об этих двух особах, а о принципе. Окажется ли эта женщина в состоянии противостоять мужчинам? Или же потерпит поражение, как многие до нее?

Ответ на вопрос пришел скоро. У официанта рот так и не закрылся. Он удалился с глупым выражением лица и отпечатком ладони на щеке. Мне кажется, он даже извинился. И стало ясно, кто здесь победил: женщина из Германии.

Мне казалось почти чудом то, как быстро эта новенькая завоевала всеобщее уважение. Она не отступила, а с успехом защищала свою позицию. И я решила, что буду такой, как она.

Своих коллег я любила. У всех была своя нелегкая судьба. Наша уборщица туалетов, Хадда, например, в одиночку зарабатывала деньги, чтобы прокормить троих детей, после того как у нее умер муж. У нее была самая противная работа в нашем ресторане, потому что она с обеда до закрытия ресторана, до пяти утра следующего дня, должна была содержать туалеты в чистоте. Наши посетители пили очень много и блевали в туалетах. Целыми ночами Хадда занималась тем, что убирала свинство за нашими гостями. Но она никогда не теряла своего достоинства. С гордо поднятой головой она приходила на работу. С гордо поднятой головой она уходила домой. Я очень восхищалась Хаддой.