Описаны десятки случаев. Утонувший ребенок с косолапостью, ставший донором сердца для другого ребенка, который после этого начал приволакивать левую ногу. Рэпер, переключившийся на исполнение классической музыки, а потом узнавший, что его донор умер, сжимая в руках футляр от скрипки. Хозяин скотоводческого ранчо, получивший сердце от шестнадцатилетнего вегетарианца и переставший есть мясо.

Кроме того, был один двадцатилетний донор органа, в свободное время сочинявший музыку. Через год после его смерти родители нашли диск с записью его любовной песни о том, что он отдал сердце девушке по имени Анди. Его реципиента, двадцатилетнюю девушку, звали Андреа. Когда родители парня дали ей послушать песню, она смогла закончить припев, никогда раньше не слышав этой мелодии.

В большинстве своем подобные истории были добрыми – странные совпадения, интригующие повороты. За исключением одной: маленький мальчик получил сердце другого мальчика, которого убили. У мальчугана начались ночные кошмары, в которых присутствовал человек, убивший его донора: детали одежды, бывшей на том мужчине, как он похитил того мальчика, где было спрятано орудие убийства. Используя эти свидетельства, полиция поймала убийцу.

Если Клэр получит сердце Шэя Борна, даже страшно представить, что вдруг она станет подумывать об убийстве. Но что окончательно добивало меня, так это мысль о том, что с этим новым сердцем она может почувствовать, что ее отец и сестра были убиты.

В таком случае лучше вовсе не иметь сердца.

Я решила, что сегодня буду все делать правильно. Было воскресенье, и мне не надо было идти на работу. Я встала и раскопала видео с «зарядкой на одну минуту». На самом деле минуты можно добавлять, и никто не увидит, если я предпочту четырехминутный вариант более изнурительному восьмиминутному. Я выбрала «Внимание на брюшной пресс» вместо более легкого «Плечи». Потом отсортировала пригодные для повторного использования вещи, почистила зубы зубной нитью и побрила ноги. Убрала в клетке Оливера и дала ему побегать по гостиной, пока готовила себе на завтрак белковый омлет. С зародышами пшеницы.

Ну, я продержалась сорок семь минут, прежде чем открыть коробку, в которой прятала обтягивающие джинсы вместе с пачкой печенья «Орео», и, борясь с искушением, все же разорвала упаковку и предалась удовольствию.

Я дала печеньку и Оливеру, а сама принялась за третью, когда позвонили в дверь.

Стоило мне увидеть на пороге мужчину в ярко-розовой футболке с надписью: «ВОЗРАДУЕМСЯ ИИСУСУ», как я поняла, что это наказание мне за то, что не удержалась и встала на путь обжорства.

– Если не исчезнете через десять секунд, вызываю девять-один-один, – сказала я.

Он широко улыбнулся, показывая искусственные зубы.

– Я не чужой человек, – настаивал он. – Я друг, с которым вы пока не знакомы.

Я закатила глаза:

– Почему бы нам сразу не перейти к делу: вы оставляете мне буклеты, я вежливо отказываюсь беседовать с вами, а потом закрываю дверь и выбрасываю их в мусорное ведро.

Он протянул мне руку:

– Я Том.

– Вы сейчас уйдете, – поправила я.

– Я тоже был ожесточенным. Уходил утром на работу, приходил домой в пустой дом, съедал полбанки супа и думал, зачем я вообще живу на этой земле. Я думал, у меня никого нет и я предоставлен сам себе…

– А потом вы предложили Иисусу остатки своего супа, – закончила за него я. – Послушайте, я атеистка.

– Никогда не поздно найти свою веру.

– Вы хотите сказать, что для меня никогда не поздно найти вашу веру, – откликнулась я, подхватив Оливера на руки, поскольку он шустро рванул к открытой двери. – Знаете, во что я верю? Та религия преследовала историческую цель: до появления судебной системы это был свод законов, по которым следовало жить. Но даже когда это начинается из лучших побуждений, не получается ничего. Какая-то группа людей объединяется вместе, потому что они верят в одно и то же, а потом почему-то все извращается и тот, кто не верит в эти вещи, оказывается неправым. Честно говоря, даже если бы существовала религия, основанная на принципе воздаяния добра людям или помощи в борьбе за права личности, чем я и занимаюсь каждый день, я не примкнула бы к такой группе, потому что это все равно была бы религия.

Том лишился дара речи. Вероятно, для него это были самые горячие дебаты за много месяцев; в основном двери закрывались перед его носом. В доме зазвонил телефон.

Сунув буклет мне в руку, Том торопливо спустился с крыльца. Закрыв за ним дверь, я бросила взгляд на обложку.

БОГ + ТЫ = ∞

– Если в религии и присутствует математика, – пробормотала я, – то это деление.

Я засунула буклет в стопку газет под клеткой Оливера и побежала к телефону, который уже готов был переключиться на автоответчик.

– Алло?

Голос был незнакомый, запинающийся.

– Можно Мэгги Блум?

– Слушаю вас.

Я уже приготовилась обругать телемаркетера за то, что она побеспокоила меня в воскресенье утром, но оказалось, это был не телемаркетер. Звонила медсестра из больницы Конкорда по той причине, что я числилась в списке контактов на случай чрезвычайной ситуации с Шэем Борном. И эта ситуация возникла.

Вы не поверите, что такое возможно, но, когда надзиратель Смайт ожил, все только усложнилось.

Оставшиеся офицеры должны были отчитаться о нападении перед начальником тюрьмы. Нас держали взаперти, и на следующий день к нам прислали группу надзирателей, которые обычно не работали на первом ярусе. Они принялись выводить нас на прогулочный плац и в душ. Поджи вывели первым.

Я не принимал душ со времени нападения, хотя надзиратели уже выдали нам с Шэем свежие комбинезоны. Мы оба были запятнаны кровью Смайта, а толком вымыться над раковиной в камере было невозможно. Пока мы ждали своей очереди в душ, появилась Алма, чтобы взять у нас обоих кровь на анализ. Проверяли любого, имевшего контакт с кровью заключенного, и поскольку речь шла о надзирателе Смайте, то, вероятно, его кровь не подвергалась сомнению. Шэя привели в наручниках, ножных кандалах и с цепью на поясе в специальное помещение за пределами яруса, где его ждала Алма.

Между тем Поджи поскользнулся и упал в ду´ше. Он лежал, громко жалуясь на спину. Двое офицеров приволокли деревянный щит и наручниками приковали к нему Поджи, потом отнесли его на каталку, чтобы доставить в лазарет. Но они не знали правила нашего яруса: надзиратели должны идти позади заключенного, а не вести его – и не отреагировали на то, что Шэя привели на ярус в тот самый момент, когда выводили Поджи.

В тюрьме трагедии происходят в доли секунды – столько понадобилось Поджи, чтобы освободиться из наручников с помощью припрятанного ключа, соскочить со щита, схватить этот щит и обрушить его на голову Шэя, который влетел лицом прямо в кирпичную стену.