Прежде чем ткать дальше, я позвала маму – спросить у нее, как мне использовать эту блестящую пряжу. У Утенка была Леди. А мне приходилось звать самой. Я позвала, и мать пришла – перебралась через край водопада и упала в теплое озерцо, образовавшееся рядом с могилой Карса Адона. Она выглядела такой больной, что я сразу поняла: Гулл был прав, когда сказал, что мама и есть Река. Канкредин убивал ее. Она выглядела так же скверно, как Робин перед самым приходом Танамила. И ее к тому же невозможно было толком разглядеть. Она опустилась в озерцо, и я увидела сквозь нее траву.

– Мама! – Я напрочь позабыла про бобину с нитками.

– Не переживай, Танакви. – Ее голос был еле слышен. – Я давно уже хочу уйти в море и воссоединиться с твоим отцом. Открой для меня путь, чтобы я могла это сделать.

Она истаивала прямо на глазах и, договорив, окончательно исчезла. Я не знаю, умерла мама или нет. Если бы мне не было позарез нужно ткать, сидела бы сейчас и ревела. Точно так же я себя чувствовала, когда еще совсем маленькой упала во время весеннего половодья в Реку. Прежде чем папе удалось меня вытащить, я раз десять ударилась о шеллингскую пристань.

Джей посмотрел на меня с любопытством, когда я позвала маму, но промолчал.

У меня не хватило духу признаться Утенку, что Леди, которую он носит за пазухой, теперь всего лишь резная деревяшка. И Хэрну я ничего не сказала. И вообще никому. Если Канкредин захватил маму, всякая надежда для нас потеряна. Но я думаю, что ему это все-таки не удалось, – иначе мы не смогли бы сражаться.

За это время Утенок с Танамилом собрали людей и отправили их к озеру рвать тростник. А сами пока набрали груду мелкой гальки и на каждом камешке изобразили примерно вот такой значок: #. Утенок заявил, что это сеть, которая будет удерживать душу. Теперь все носят такие камешки в карманах. Камни различаются по цветам кланов. Поскольку у нашего народа кланов нет, наши выбирали клан по своему усмотрению. Джей взял красно-синий камешек – цвета Сыновей Крепости, клана Карса Адона. Я хотела взять такой же, но Утенок сказал, что нам с ним, как и Хэрну с Робин, полагается золотой, потому что мы теперь особы королевской крови. Меня это раздражает, но все остальные говорят, что Утенок прав. Вы просто не поверите, насколько народ повеселел, когда получил от Танамила эти камешки!

По некотором размышлении я решила, что Хэрн относится к моей работе как к утешению или успокоению – вроде этих самых камешков. На него это похоже. Иногда я думаю, что только порадовалась бы, если б он оказался прав.

Когда с талисманами покончили, Утенок с Танамилом принялись плести сеть из тростника и провозились с ней далеко за полночь. Я это узнала лишь тогда, когда ушла ткать к самой Реке. Танамил, как перед этим мама, с трудом перебрался через край водопада и упал в теплое озерцо, подняв фонтан брызг. Мой станок так и окатило. Следом за Танамилом появился Утенок, серый от усталости. Он чуть не рухнул обратно – и рухнул бы и расшибся, если бы Джей не ухватил его за накидку. Тогда-то я и допустила ошибку в работе. Утенок и Танамил вымокли до нитки. Я никогда прежде не видела Танамила мокрым. Джей вытащил их обоих на берег. Утенок так и застыл, что-то шепча себе под нос, а Бессмертный перевернулся на спину. Грудь его тяжело вздымалась, и он был еле жив.

– Что с ним такое? – встревожилась я.

– Это все те сети, которые они мастерили, – отозвался Джей. – Похоже, они вложили в работу все, что у них было.

Я кое-как совладала со своим страхом высоты и посмотрела на сети. Они были хрупкие и узкие – все, кроме одной, большой, раскинувшейся у самого дна; но ее мне было плохо видно из-за висящей в воздухе водяной пыли.

Я слышала, что еще одна сеть натянута дальше, в узкой расщелине, при выходе из цепочки синих заводей. Те сети, которые я могла рассмотреть, протянулись через весь водопад, от края до края, везде, где только можно было найти выступ или ровную площадку. Хэрн расставил воинов на этих выступах по обе стороны водопада, по две группы на каждую сеть. Те, кого назначили в резерв, собрались на широкой травянистой поляне за той площадкой, на которой я ткала. Мы как-то очень быстро протоптали тропинку от этого места и до лагеря Карса Адона в долине.

К этой площадке кто-то постоянно прибегал и убегал, но мне некогда было особо присматриваться к этим перемещениям. Кто-то увидел лежащего Танамила и сбегал за Робин. Сестра тут же примчалась.

– Что ты натворил?! – воскликнула она, опустившись на колени прямо в теплую воду.

– Израсходовал все силы, сколько их у меня было, – тяжело дыша, отозвался Танамил. – Попытался заставить Канкредина принять такой облик, с которым мы сможем сражаться.

С водой-то не подерешься.

– Нельзя было использовать еще и все силы Утенка!

Я разозлилась из-за Утенка и из-за того, что мне пришлось распускать кусок работы. У меня и так было очень скверно на душе – из-за матери.

– Ничего другого не оставалось! – выдохнул Бессмертный. – Моих не хватало.

Я фыркнула:

– И ты еще именуешь себя богом!

Танамил приподнялся на локте и сказал весьма странную вещь – причем очень серьезно и пылко:

– Я никогда не именовал себя так! Ни я и никто из Бессмертных. Так нас нарекли люди, и так мы оказались связаны!

Я извинилась перед Танамилом. Думается, что его слова станут одной из самых сильных частей моего рассказа.

Робин отправила их обоих отдыхать ко мне в шатер. Когда она оттуда вышла, я сообразила спросить у нее про эту бобину с нитками. Конечно, надо было мне раньше обратиться к Робин.

Сестра отмотала хвост нитки, потерла ее, потом понюхала.

– Кажется, это тот же самый материал, из которого раньше был сделан Единый, – сказала она. – Ну, до того, как он вошел в огонь и превратился в золото. Как его спряли – я понятия не имею. Но ведь делают же как-то золотые нитки. Знаешь, Танакви, я думаю, Единый сам подскажет тебе, что из них соткать. Не используй их, пока не будешь твердо уверена.

И потому я жду. Я до сих пор не уверена.

Канкредин появился вечером. Когда Джей сказал мне об этом, я выскочила из-за станка и вместе с ним кинулась к краю – чтобы увидеть, что происходит внизу, и соткать это.

Зрелище предстало кошмарное – хотя я, в каком-то смысле, уже успела к нему привыкнуть. Канкредин явился в облике водяной горы, высотой футов в сто, если не больше. Эта гора с ревом обрушилась на долину и разлилась поверх озера, от берега до берега. Я видела, как она сминает деревья и каменные амбары, словно бумажные, едва их зацепив. Эта волна не была прозрачной и однородной. Черно-зеленая, она воняла протухшей водой и несла с собой деревья, балки, обломки моста и много всего другого. Время от времени все это проглядывало сквозь толщу воды. Но внутри водного массива виднелись чудовищные силуэты, глядящие на нас глаза и оскаленные зубы. Когда эти чудовища растеклись по озеру, я закричала. Они при продвижении втягивали в себя все окрест, а за ними оставалась лишь грязь, растекающаяся тонкими струйками. И у многих людей у меня за спиной тоже вырвался вопль.