долю немцев. Они необдуманно поведали о своем богатстве палестинским арабам и вскоре подверглись нападению под Рамаллой. Итог был предсказуем – ибо христиане уповали на Божью защиту и не брали с собой оружие. Чудом уцелел только Вильгельм, архиепископ Трира, – его руку парализовало от ран, а самого его раздели и бросили умирать на дороге, но он выжил.

В Европе распространялись и другие предостережения – подобные тому, что зафиксировано в житии Альтмана (епископа Пассау): «В этом паломничестве произошло памятное событие, которое я привожу в качестве примера, чтобы те, кто упрямо противится советам мудрых, могли принять его как страшное предупреждение. Одной из паломниц была знатная настоятельница [монастыря], внушительная физически и духовно мыслящая. Вопреки всем советам, она отказалась от забот о преданных ей сестрах и предприняла паломничество, чреватое опасностью. Она была схвачена язычниками, и на глазах у всех ее насиловала банда развратников, пока она не умерла. Это событие повергло в ужас всех христиан. Оскорбленные подобными происшествиями и другими унижениями во имя Христа, паломники снискали себе уважение повсюду, и у людей, и у ангелов, потому что они избрали войти в Царство Божие, претерпев многие скорби».

Роберту I (графу Фландрии) удалось добраться до Иерусалима в 1086 г. в сопровождении вооруженного эскорта. На обратном пути он решил воевать за византийского императора. Но те немногие скромные пилигримы, которым посчастливилось возвратиться домой, вернулись изможденными, изуродованными и нищими. Словом, кажется естественным, что и церковники, и миряне жаждали отбить у мусульман свои святыни. В течение 200 лет христиане волнами накатывали на Палестину. Никогда – ни до, ни после – за нее не сражались столь ожесточенно. С конца XI в. до конца XIII в. крест веры превратился в меч разрушения и прорезал на карте кровавую полосу от соборных городов Западной Европы до самого сердца Иерусалима.

Как в социальном, так и в доктринальном плане с римско-католической точки зрения XI век был идеальным для Крестовых походов. Столетиями ранее один из отцов Церкви, Августин Блаженный (354–430), утверждал, что войны могут вестись на законных основаниях, если того требует веление Бога. Общество, сформировавшееся в Европе, воспевало героев – ибо под сенью христианства собрались сотни тысяч бравых германцев. Война выглядела не только допустимой, но и желательной, – она манила средневекового человека, и католичество пыталось это обуздать. Папа Лев IV в середине IX в. обещал всем, кто погибнет за церковь, небесную награду. Через несколько лет папа Николай I постановил, что грешники, осужденные Церковью, имеют право выступать с оружием только против неверных. Впрочем, конфликты бушевали среди христиан, которые считали неверными друг друга: монархи сражались с монархами, сеньоры – с сеньорами, герцоги – с соседями-герцогами. Пыл аристократии несколько охладил запрет боевых действий по субботам и в праздничные дни – но рыцарское сословие не всегда сдерживалось, и перемирия часто нарушались. Крестовые походы – священные войны за Бога и Церковь – помогли Западной Европе «выпустить пар».

В основе идеологии Крестовых походов лежали представление о сакральности Иерусалима и потребность оградить его от кощунственных иноверцев-узурпаторов. Христианство разделяло иудейскую и мусульманскую картину, согласно которой город расположен в центре мира и начальной точке творения. Иерусалим считался единственным местом на земле, где человек мог быть физически ближе к Богу. Со временем Церковь признала паломничество способом получить отпущение грехов. Считалось, что суровость испытаний на пути в Святую Землю является не только покаянием за совершенные грехи, но и дает индульгенцию от грехов в будущем – а это было сильным мотивом для крестоносцев. Кроме того, Урбан II гарантировал, что имущество участников похода сохранится под чутким надзором Церкви, пока воин не вернется домой. Господь, как отметил понтифик, требует благочестивых намерений; однако обещание защиты имущества и намек на то, что в дальних странах есть шанс чем-нибудь поживиться, бередили умы потенциальных защитников веры.

Каждый член экспедиции должен был носить знак креста как символ преданности славному делу. Любой, кто принял крестное знамение, обязался дойти до Иерусалима. Тех, кто повернул назад или вовсе не отправился в путь, ждало отлучение от Церкви. Вооруженное паломничество являлось не просто захватнической войной; это было великое предприятие во славу Божию. Откликнувшись на призыв Урбана II, тысячи европейцев пришили себе на одежду кресты и приготовились к приключениям. Таким образом, Крестовые походы представляли собой сплав трех характерных побуждений средневекового человека: набожности, драчливости и жадности, – или, выражаясь благозвучно, Бога, славы и золота.

Весной 1096 г. – до того как европейские армии отправились на Ближний Восток, – в Палестину через долины Рейна и Дуная стихийно двинулись крестьяне, ремесленники, бродяги и нищие. Начался Крестьянский крестовый поход. В народном сознании представления о земном городе смешались с образом Града Божьего – поэтому простолюдины, добравшись до очередного населенного пункта, спрашивали, достигли ли они наконец Небесного Иерусалима. Лидерами Крестьянского крестового похода были монах-аскет Петр Амьенский (Петр Пустынник) и обедневший рыцарь Вальтер Голяк. Оба угрожали расправой евреям, встречавшимся по дороге, и вымогали у них деньги. Аналогичным приемом не брезговал и Готфрид Бульонский – герцог Нижней Лотарингии, возглавлявший одну из папских армий и позже ставший первым правителем Иерусалимского королевства.

По мере того как крестоносцы заполонили Европу, тысячи иудеев были убиты или насильно обращены в христианство, их дома – разрушены, а синагоги – сожжены. Пострадали некогда процветающие еврейские общины Кельна, Майнца, Трира, Руана… Кровопролитие не отражало официальную политику Церкви, но рыцарям казалось нелепым отправляться в долгий путь, дабы истреблять врагов Господа, если злейшие враги, виновные в распятии Иисуса, обитали посреди христианского мира. Вот что, например, пишет немецкий хронист Альберт Аахенский о графе Эмихе из Лейзингена, который учинил резню в Вормсе: «Не знаю, было ли это по велению Божию или по какому-то заблуждению в их умах, но паломники восстали в духе жестокости против евреев, рассеянных по многим городам Рейнской области. Они устроили им самую жестокую резню, особенно в королевстве Лотарингия, утверждая, что это начало их пути и убийства сослужат службу против врагов христианства… Граф Эмих был врагом всех евреев – пусть его кости раздробятся на куски в железных жерновах. Он был известен как человек, который не щадил ни стариков, ни девушек, ни младенцев, ни грудных детей, ни больных, который обращал народ Божий в пыль, как на молотьбе, который убивал юношей мечом и разрезал животы беременным женщинам»[101].

В современной еврейской историографии погромы XI в. рассматриваются как первый пример вспышки массового народного антисемитизма, который с тех пор только разрастался и в итоге привел к Холокосту.

Классическим сочинением о Первом крестовом походе является