вопросе нравилось ей самой. Возможно, дело в том, что ей охренеть, как нравилось ощущение полного контроля над моим телом. От этого она, твою мать, кайфовала.

Я даю ей то, что она хочет. Контроль над собой. Она отыскивает его в моем взгляде, когда поднимает глаза.

Выпустив член изо рта, кусает бедро, и в этом укусе не страсть, а обида. То, что я заслужил. Еще один укус, как немая и капризная претензия, но эффект обратный. Я только тверже становлюсь и со стоном жмурюсь в потолок, когда львиная доля внимания достается моим яйцам. Она гладит их языком, втягивает в рот. Желание быть жестким подхлестывается каждым движением ее рта, потому что я хочу больше и глубже. Сильнее сжимаю кулак на ее волосах, когда головка опять погружается во влажное тепло.

– Оля… – предупреждаю хрипло.

Я собираюсь кончить, а она не хочет отстраняться. Это тоже подстегивает. Только гораздо сильнее и острее.

Впиваюсь в ее запрокинутое лицо глазами и перехватываю ладонью свой стояк, в сторону убирая ее руку. Глядя на приоткрытые набухшие красные губы, кончаю, обдавая каплями этот рот, лицо напротив своего паха и женскую грудь. Рукой упираюсь в стену, чтобы не свалиться. Ноги на пару секунд слабеют.

Вместе с оргазмом приходит дикое желание вырубиться. Я не скотина, просто мой лимит почти исчерпан. Я функционирую на одном проценте мощности.

Упираюсь лбом в кулак, чувствуя, как в мой живот уткнулся лоб Оли. Она молча дышит, впившись пальцами мне в ягодицу.

– Ты и правда соскучилась, – бормочу.

Запрокинув голову, смотрит на меня предупреждающе. Глазами просит заткнуться. Не проблема.

Вдохнув теплый пар, раздуваю легкие вместе с грудной клеткой.

Помогаю ей подняться на ноги и смыть с себя мои “аплодисменты”. Намылив пальцы, тру большим ее щеку, пока она растирает гель по груди.

Ее макияж поплыл, волосы частично намокли, щеки раскраснелись.

– Я с ног валюсь, – смотрю на нее исподлобья.

– Я заметила, – кусает губу.

Смывает макияж и мои следы, пока достаю для нас с ней чистые полотенца из стопки на полке.

Оля трет кончики волос, пока я растираюсь своим полотенцем.

В мою постель она забирается без слов, споров и комментариев. Просто отбрасывает одеяло и укладывается на левую сторону. Голая, теплая и тихая. Длинные ноги и плавные линии тела скрываются от моих глаз.

Я устал, но я не мертвый.

Выключая свет, готовлюсь к тому, чтобы окунуться в волшебную изнанку этой элементарной вещи – спать вместе. В моей жизни это давным-давно не традиция. Я не спал с женщиной в одной постели минимум три года. И я голодный до этого. Я хочу этого каждую ночь. Видеть ее в своей постели. Настолько, что опять боюсь начать давить.

Оля вздрагивает, тихо сопя в темноте, когда укладываюсь рядом.

Удовольствие от соприкосновения с ее кожей дает чувство пресыщенности, от которого в башке вращение. Даже сквозь него толкается желание быть гребаным собственником. Перехватываю одной рукой плоский мягкий живот, прижимая спину к груди и голую задницу к паху. Проталкиваю другую руку под соседнюю подушку и утыкаюсь носом в шею. Кусаю ее. В ответ получаю дрожь и тихий стон.

– Перестань… – шепчет в темноте.

– Хочешь меня?

– Я не занимаюсь сексом с трупами…

– Да, дерьмовая затея… – смеюсь. – Завтра я весь твой, – обещаю и выключаюсь по щелчку.

Глава 52

Оля. Наши дни

Я видела его таким триллион раз.

Распластанным на кровати и спящим мертвым сном. Лежа на животе, обнимает руками подушку, тяжелая голова тонет в ней, край одеяла скрывает голый зад, но не срывает две ямочки у основания окруженного мышцами позвоночника. Несмотря на то что кровать у него огромная, Чернышов в ней занимает две трети.

Его маленькая копия спит точно так же. Наверняка ему и самому это уже известно, как и то, что Миша левша. В последний год они проводили вместе достаточно времени, чтобы мне не пришлось объяснять сыну какие-то вещи из физиологии мальчиков.

Глядя на Чернышова, открываю створку первого попавшегося шкафа, пытаясь найти для себя какую-нибудь одежду.

В его шкафу порядок.

Большую часть жизни у него было не так много одежды, чтобы он мог позволить себе содержать ее в бардаке. Его аккуратность – необходимость и привычка, которую, по всей видимости, не искоренить.

Пальцы напряжены желанием дотронуться до темных растрепанных волос и небритой щеки, но я не хочу его будить.

Беру верхнюю футболку из стопки и натягиваю на себя.

Несмотря на то, что здесь нет ничего моего, я чувствую будничность происходящего, и она не обманчивая. Она реальная. Это не то, к чему мне нужно привыкать – видеть его таким или выбираться из нагретой нами постели. Все это естественно, как, твою мать, дышать.

Порывшись в бельевом ящике, нахожу белые спортивные носки и надеваю их тоже.

Выйдя за дверь, вижу свой телефон на диване.

Я не жду на нем сюрпризов в девять утра. Есть сообщение от моего ученика, который хочет перенести занятие во вторник. Отвечаю, что мне нужно посмотреть график на следующую неделю.

В своей сумке нахожу резинку и собираю волосы в хвост.

В стекла бьет утреннее солнце, подсвечивая гостиную и кухню. В этой квартире огромные окна и много пространства. Она шикарная и… мужская…

В холодильнике шаром покати, но я наскребаю всего понемногу, чтобы приготовить омлет.

Мне никогда не было так чертовски сложно разрисовать свое будущее, как сейчас. Мне просто не хочется ни о чем думать. Ни о будущем, ни о прошлом. О прошлом мне не хочется думать в десять раз сильнее, чем о будущем.

Может быть, я вообще слишком много думала в своей жизни?

Может быть, мне просто побыть безмозглой какое-то время?

Мешая в чашке омлет, выливаю его на сковородку.

Найти посуду несложно. Здесь все на своих местах, наверное, потому что на этой кухне мало чем когда-нибудь пользовались.

В ответ на запах еды желудок у меня урчит.

От багета остался полутвердый край. Отщипнув от него, жую булку и рассматриваю небольшую кофемашину с сенсорной панелью…

– Хочешь кофе? – слышу хриплый вопрос за спиной.

Оборачиваюсь, снимая с плиты сковородку.

Стоя на стыке кухонной и гостиной зоны, Чернышов почесывает голую грудь и треплет пальцами челку своей свежей стрижки. Спортивные домашние шорты низко болтаются на талии. Это достаточно сексуально, чтобы во рту собралась слюна. Он стал крупнее за последние годы, и это тоже давит на мое либидо.

– Да, – разворачиваюсь и упираюсь поясницей в столешницу.

Кладет