Доронин остановился в дверях и раскрытой ладонью указал внутрь палаты.

«Радушный хозяин принимает гостей, – подумал Игорь. – Приходите к нам почаще и приводите с собой детей. Места немного, но всем хватит».

Пять пустых каталок ждали новых постояльцев. На шестой лежала его дочь.

Марина присела на место медсестры. Игорь остановился рядом, не решаясь сесть на край кушетки, устланный проводами и трубками.

– Принести еще стул? – спросил Доронин.

В горле пересохло. Игорь отказался, покачав головой.

Дочь неподвижно лежала в той же позе, в которой Игорь видел ее вчера. Кажется, даже расстояние от спинки каталки до бинтов на голове было тем же, с точностью до миллиметра.

К писку пульсометра добавился шелест воздуха в аппарате ИВЛ. Пластиковая полупрозрачная трубка соединяла аппарат с коконом на подушке, в который превратилась голова дочери. Черная гармошка помпы, как кобра из мешка факира, поднималась и опускалась вниз. Только аккомпанировать этой змее следовало не на дудочке, а на церковном органе.

– Я пойду к себе, – сказал Доронин. – Писанины накопилось – разгребать надо. Когда соберетесь домой, постучи в ординаторскую.

Его рука потянулась к выключателю, но замерла и вернулась в карман халата.

«Он выключит свет, как только мы уйдем, – подумал Игорь, прислушиваясь к треску дросселей на потолке. – Валера хозяйственный парень, а Лизе свет ни к чему. Темноту, в которой она оказалась, не разогнать ни одним прожектором».

– Ей стало хуже? – спросила Марина, когда Доронин вышел.

– Не знаю. Но этой штуки вчера не было, – Игорь кивнул на аппарат искусственного дыхания.

Рядом с аппаратом стоял знакомый пакет с надписью «Сеть аптек «Рядом с домом». Спасибо за покупку». Пакет был полный. Проблема пролежней ушла далеко на задний план.

Они долго молчали. Игорь смотрел то на неподвижное тело дочери, то на лицо жены, на котором, как в театре пантомимы, сменяли друг друга страх, горе и отчаяние. Шелест помпы стал похож на шум крыльев огромной птицы. Той самой, на поиски которой он отправился четырнадцать лет назад.

– Она умирает? – спросила Марина.

– Не знаю.

– Значит, умирает. Игорь, мы здесь с тобой разговариваем и смотрим, как умирает наша дочь. Просто задумайся над этим.

– Не начинай.

– Я не начинаю, это факт.

– А что я могу сделать?

– Сделай так, чтобы она жила.

Он повернулся к ней и посмотрел в глаза. Марина не отвернулась. Не растерялась. Как будто была уверена в своих словах на все сто. Как будто знала про визит мертвой Наташи, знала, что машина не ломалась, знала, что он нашел Сережу. И знала про Дерево.

– Пожалуйста. Если бы я могла, я бы сама сделала это, – сказала Марина.

«ВЫТАЩИ ЕГО ИЗ МЕНЯ», – вот чем заканчивалась эта фраза в прошлый раз.

Игорь зажмурил глаза.

Ты думал, что все осталось в прошлом. Что все забылось. Исчезло в прошлом. Но ничего не проходит. Все повторяется. Это как круговорот воды в природе. Кошмар, написанный буйным психом четырнадцать лет назад, будет возвращаться снова и снова.

Марина взяла в ладони его руку и положила себе на колени. Какой-то нелепый, совершенно неподходящий жест. Как фрагмент из постановки местного драмтеатра.

– Пообещай мне, что Лиза будет жить.

– Не говори глупостей. И хватит корчить из себя сфинкса. Что у тебя на уме?

– Ничего, кроме желания вернуть все на свои места. Не хочешь обещать, что Лиза будет жить, тогда давай по-другому. Пообещай, что сделаешь все возможное.

Она говорила как будто не своими словами. Как будто повторяла за суфлером, который одновременно был и режиссером, и сценаристом – злой демиург, направляющий сюжет в нужную сторону. В сторону Дерева счастья.

– Прошу тебя. Пожалуйста. Ты должен.

Ее глаза наполнились слезами, и он вдруг понял. Вдруг нашел объяснение ее странным словам и жестам. Истерика. Никаких чудес проницательности. Обыкновенная истерика, которая начинается с потока чуши.

Игорь выдохнул, как если бы при подозрении на рак желудка у него обнаружили прободную язву. Тоже не подарок, но не так критично и более-менее понятно, что следует делать. Не раздражать ее. Больше соглашаться и меньше спорить. Если сказать «нет» – Марину накроет по полной. На мгновение он представил стычку с врачами, опрокинутый аппарат ИВЛ и сорванные с Лизы бинты.

– Хорошо. Я обещаю, что сделаю все, что могу. Пойдем домой.

Смысл собственных слов долетел до него после того, как он закрыл рот. Выходило, что он только что пообещал Марине то, чего добивалась от него Наташа.

Терминал проглотил банкноты и выдал чек. Одной проблемой меньше – по кредиту больше звонить не будут, во всяком случае в это месяце. Марина свернула чек и убрала его в кармашек сумочки. Тут же запиликал телефон, как будто ждал, когда Марина взглянет на него. Она вытащила телефон из сумочки и поднесла к уху.

– Слушай, сестра, – с первых звуков Марина уловила в Ленкином голосе извиняющиеся нотки, – завтра у меня засада. Да и послезавтра, кажется, тоже.

Марина подумала, что Лена ничего не знает про засады и что она, Марина, могла бы существенно расширить кругозор сестре. Например, рассказать про сегодняшний день, когда она сидела перед телом дочери и слушала, как кто-то рядом задавал неисполнимые задания мужу, а потом в этом «ком-то» вдруг узнала себя. Или про то, как полчаса спустя плакала и смеялась, стоя под забором больницы, и не могла остановиться. Но вместо того чтобы поделиться впечатлениями, Марина спросила, что случилось.

– Отчет за девять месяцев так и не сдали, – с жаром ответила Ленка. – НДС к возмещению не приняли. Кошелев рвет Климентьеву как бобик тряпку. Сестричка, я тебя прошу – еще одну ночь, а потом я буду дежурить хоть до августа месяца.

Что-то подобное Марина ожидала услышать еще по пути в больницу. Но, видимо, сестра решила дождаться более подходящего момента.

– Хорошо.

– И надо повозить медсестру. – Для Ленки было характерно не останавливаться на достигнутом. – Сегодня я еще смогла вырваться, а завтра уже никак.

– Игорь не поедет за медсестрой, – сказала Марина. – Я могу его попросить, но точно знаю, что он ответит.

– Они снова поругались?

– Лен, он ее не трогал. Мама сама завелась.

– Возьми мою «Мазду». Я пришлю вечером Вадика. Он оставит машину тебе, а сам вернется на такси.

– Может, тогда лучше медсестре такси оплатить?

– Нет. Так не пойдет. Человек должен видеть, что для нас это важно. Надо повозить.