— Думаю, что нет.

— Волноваться не стоит, — подтвердил Шон. — Я снабжу Криса соответствующими инструкциями. И выдам подробный список достопримечательностей.

— Тогда до завтра?

— До завтра… Дарлинг!

Именно в этот момент она и увидела наконец светло-серые глаза Криса, смотревшие на нее в упор. Ничего особенного, с тем же успехом они могли быть и зелеными, и голубыми. Его взгляд тоже не был каким-то особенным и не нес никакой информации о самом Крисе. Он не был ни оценивающим, ни заинтересованным — скорее абсолютно нейтральным: молодой англичанин ищет компаньона для завтрашнего марш-броска по незнакомому азиатскому городу. Чтобы было веселее, чтобы было с кем поделиться впечатлениями в режиме реального времени, а не из каких-нибудь других соображений. Именно об этом и говорил взгляд, никаких планов непосредственно на Дарлинг у молодого англичанина нет.

Но что-то случилось, когда их взгляды встретились.

И снова это не имело никакого отношения к Дарлинг, к чему-то внутри Дарлинг. Но ощущение было таким, как будто появился дополнительный источник света. Все предметы, все люди, окружающие ее, стали объемнее, в них появилась масса новых оттенков. Вот Шон — мнение о нем менялось несколько раз за вечер, но только теперь Дарлинг увидела в нем доселе скрытую жесткость: этот человек в состоянии вырвать кости из собственного скелета и начать ими обороняться, если уж никакого другого оружия поблизости не нашлось. На Дениса Ильича в таком случае лучше вообще не смотреть, иначе есть риск нарваться на цыпочку из Сайгона, со смешком расстегивающую зиппер на его сердце.

Еще можно понаблюдать за китайцами, но Дарлинг мало интересуют китайцы.

Ее интересует Кристиан — видит ли он то же, что и она? Слышит ли?

Звуки тоже видоизменились, хотя основная гамма осталась прежней, сопутствующей любому ресторанчику: звон бокалов, шипение кофемашины, приглушенные голоса. В подшерстке этих голосов и перекатывается слабый детский голос, хотя детей здесь нет. Едва не срываясь, он зовет: «Мамочка! Мамочка!» — скорее бы она пришла, мамочка, черт бы ее драл. Наверное, ребенок потерялся на лестнице между этажами и теперь орет как оглашенный.

— Ребенок, — сказала Дарлинг. — Где-то плачет ребенок.

— Вы тоже слышите? — Кристиан наконец-то отвел взгляд и почесал переносицу. — Возможно, он потерялся. Надо сказать бармену.

— Вы о чем? — удивился Шон. — Какой еще ребенок?

— Где-то поблизости плачет ребенок. Разве ты не слышишь?

— Нет.

Теперь и Дарлинг перестала слышать тонкий надрывный плач. Ребенок успокоился. Увидел потерянную на минуту мамочку — и успокоился.

— Уже все в порядке, — сообщил Кристиан. — Видимо, мама обнаружилась. И кому только приходит в голову таскать маленьких детей по городу в такой поздний час?

— Видимо, англичанам, — вклинился доселе обиженно молчавший Денис Ильич. — Кстати, как поживает твоя дочка, Шон?

— Отлично. Ума поживает отлично. Теперь она увлеклась рисованием, и одной только бумаги ей не хватает. Рисует на стенах в саду. И кажется, у нее есть талант.

— Очень красивые рисунки, — подтвердил Кристиан. — Для трехлетней девочки. И очень необычные.

Завтра вечером она увидит их — и необычные рисунки, и их создательницу, трехлетнюю Уму, дочь Даша и Шона. Хотя… Лучше бы не видеть их или увидеть при других обстоятельствах, никому не приносящих неудобств и страданий. В эту секунду Дарлинг почти ненавидела Костаса, бесцеремонно вторгшегося в чужую жизнь со своей застарелой, никому не нужной любовью.

Но стоило ей вернуться в гостиницу, как ненависть прошла, уступив место надежде: вдруг Костас решил неразрешимую для него проблему? Подумал крепко и пришел к выводу, что незачем ворошить прошлое, что лучше оставить все как есть, а не возобновлять военные действия двенадцатилетней давности. Тем более что Даша ясно дала понять: второго шанса не будет.

Ну же, господин Цабропулос, включите логику!

Логично мыслящий Костас уже должен был позвонить и сообщить, что завтра днем они возвращаются домой и не принимают участия в празднике, на котором их не очень-то ждали. Но Костас не звонил.

Утром следующего дня он не проявился тоже, в отличие от Кристиана, приехавшего на пятнадцать минут раньше условленного срока.

Дарлинг застала его у выкрашенного в веселый зеленый цвет тук-тука разговаривающим с водителем. Кристиан тыкал пальцем в развернутую карту города, а водитель — маленький, похожий на подростка кхмер — кивал головой, соглашаясь.

— Мы поедем вот на этой этажерке? — вместо приветствия поинтересовалась Дарлинг.

— Это довольно удобная этажерка. — Кристиан встал на защиту зеленого тук-тука. — И самый распространенный здесь вид транспорта. После мопедов, разумеется. Я арендовал ее до трех часов дня, так что у нас целых пять часов на Пномпень.

— А она… не опрокинется? Вместе с содержимым?

— Вроде бы подобных случаев еще не было. Но я могу уточнить у тук-тукера…

— Как вы сказали? У тук-тукера?

— Водителя тук-тука логично было назвать тук-тукером, разве нет?

При слове «логично» Дарлинг вновь вспомнила о Костасе и помрачнела.

— Что-то не так?

— С чего вы взяли?

— Вы выглядите грустной. Плохо спали?

— Да нет, все в порядке. Куда мы направляемся?

— Значит, так. — Тут Крис вынул из нагрудного кармана рубахи новехонькую записную книжку и открыл ее на первой странице. — Во-первых, Королевский дворец. Затем Ват Пном, центральный буддистский храм. Национальный музей. Затем…

— Боюсь, за отведенное время мы не уложимся и в половину вашего списка. А вообще, я терпеть не могу всякие экскурсионные места.

— Я тоже их терпеть не могу, — неожиданно легко согласился Крис.

— Тогда к черту Королевский дворец.

— И Национальный музей?

— И его.

— А буддистский храм?

— Если только он окажется у нас на пути.

— Там выпускают птиц из клеток. Хотите выпустить птицу из клетки? А потом мы сможем просто погулять по городу.

— Вариант с птицей мне нравится.

— Тогда поехали. Это недалеко.

После первого перекрестка Дарлинг нашла тук-тук довольно милым средством передвижения, особенно для ничего не значащей дорожной беседы: Кристиан устроился на сиденье напротив, и теперь она могла разглядеть его при свете дня.

День не внес особенных корректив в облик Криса, но обнаружил мелкие подробности: короткий шрам между большим и указательным пальцем на правой руке. Родинка на левой, похожая то ли на запятую, то ли на кошачий хвост. Руки Криса чудо как хороши — им можно доверить нуждающееся в ласке животное или маленького ребенка, — интересно, ладит ли он с дочерью Шона?