в массовых сценах на втором плане участвовать будешь.

— Жаль, — нахмурилась она и неожиданно спросила: — А в новом фильме ты мне роль дашь?

— Если только в массовке бандитов-наркоторговцев, — сказал я и дал указание режиссёру Сегурко перемещаться на другую площадку. — Если же ты хочешь более серьёзную роль в будущих картинах, то давай об этом поговорим, когда вернёмся домой, и когда ты пройдёшь отбор.

— Но учиться играть же можно уже сейчас. Например, изучая Гамлета. Это поможет мне получить роль?

— Учиться никогда не поздно и никогда не рано, — выдал Величайший Философ прописную истину.

— А ты мне с этим не поможешь?

— С чем с этим? — оторвался я от мыслей о съёмках предстоящего эпизода, сразу не поняв, куда девушка клонит. А потом сообразил и расставил все точки над "i": — Репетируй самостоятельно — я тебе уже сто раз говорил.

— Я хочу с тобой. Я к тебе после отбоя приду.

— Нет! Не надо! Я буду спать!

— Ну почему? — заканючила она.

— А потому, что я устаю за день! И мне совершенно не до чего после трудового дня. Поняла?

— Да, — вздохнула та и не к месту добавила: — А я сейчас в Гавану с товарищем Лебедевым уезжаю.

— Я знаю, он мне говорил, что ты будешь с папой созваниваться. Так что, как говориться — в добрый путь.

— От тебя привет ему передать?

— Кому? Лебедеву? Не надо. Я сам передам.

— Нет. Папе!

— Как хочешь. Но приходить всё равно не надо! — отрезал я и, забрав со стола бутылку лимонада, пошёл на площадку № 777.

В шесть часов вечера, согласно трудовому кодексу, сняв ужасную смерть последнего актёра, я объявил об общем построении.

Атмосфера была угрюмая и напряжённая. Но я не собирался её разряжать. Более того, я собирался усилить эту самую напряжённость.

А поэтому поднёс мегафон к губам и прокричал:

— Товарищи, всем нам нужно считать, что сегодняшний день прошёл впустую. Мы потратили с вами, товарищи, целый день ни на что!! Гарантии, которые мы сняли, и на которые мы убили время, в общем-то, до вчерашнего вечера снимать не планировалось. Но вчера, как многие знают, произошло событие, которое подвигло руководство на принятие данных чрезвычайных мер. Я знаю, товарищи, что многие из вас слышали о вчерашнем неприятном инциденте, но не знают точно, что случилось. Скажу, что руководство также не хочет давать этому делу ход. Никто из виновных, за исключением одного человека, в этот раз наказан не будет. Но эта мягкость нашего руководства будет проявлена только в этот — один-единственный раз. Следующего раза для нарушающих дисциплину не будет! С этой минуты любой нарушитель не только потеряет работу в данном сериале, но и вообще может распрощаться с карьерой актёра.

Собравшиеся тяжело вздохнули, переглядываясь.

Я сделал небольшую паузу и произнёс:

— Но прощены, товарищи, как я уже говорил ранее, будут не все. Одному из нарушителей всё же придётся ответить за свои деяния по всей строгости закона!

Актёры немедленно застыли, ожидая услышать имя «счастливчика».

— Он один должен будет понести ответственность за всё содеянное всеми, и он её обязательно понесёт! Карающий меч правосудия уже занесён над его бренной головой, и ничто больше в мире ему не поможет!

В толпе сразу же зашептались, высказывая различные предположения:

«Именинницу, наверное, выгонят».

«Не может быть?»

«Ну, на кого-то же обязательно должны повесить всё. Значит, на неё».

«А нечего было с режиссёром пререкаться. Поделом!»

«Ой, я дура! И зачем я вас только послушала?!»

«Олечка. Как жаль».

«Это ты, Светка, во всём виновата. Ты всех подбила пойти в тот проклятый бар».

«Да ладно вам. Меня он выгонит. Я с ним больше всех спорил».

«Эх, Серёга, Серёга. И зачем ты с ним ругался? Молчал бы, как все».

Я поднял руку, попросив тишины, и громко произнес, всматриваясь в стройные шеренги:

— А теперь я предлагаю добровольно — в порядке трудовой дисциплины, выйти сюда и встать перед своими братьями и сёстрами, товарищами и друзьями…

Глава 29

«Кто?»

«Кто?»

«Кто?»

Разнёсся шёпот нескольких десятков уст.

— …Савелия Бурштейна!

Никто не шелохнулся, поэтому я вновь громко крикнул:

— Бурштейн! Нам долго ждать?!

— Саша, я тут, — донёсся голос из-за спины.

— Блин, точно, ты ж мой адъютант. Давай. Двигай, — негромко кашлянул я, и, вновь повысив голос, крикнул: — Выйти из строя!

Сева, как я и учил, опустил голову и, растерянно глядя по сторонам, вышел в центр поляны.

Я выдержал необходимую паузу и холодным тоном произнёс:

— Товарищи, наш с вами товарищ совершил немыслимое! Он решил сокрыть ужасный поступок других людей. Он был моей правой рукой, но не сообщил мне о страшном нарушении, чем потерял моё доверие навсегда. Вот это, — я вытащил одну из коробок с киноплёнкой, — заснятые кадры его смерти. Из-за того, что он не сообщил о том, о чём надо было сообщить в первую очередь, и не выдал преступивших закон, я вмонтирую кадры с его смертью в первую серию фильма. И зритель почти не увидит товарища Савелия Бурштейна на экране. И не сможет насладиться его прекрасной актёрской игрой!

О том, что Сева практически ни в каких эпизодах не участвовал, я, естественно, народу не сообщил, а пронзительным взглядом обведя собравшихся, продолжил пока не массовую, но показательную псевдоказнь.

— Такое забвение послужит хорошим уроком всем тем товарищам, которые решили, что мы тут в бирюльки играем. Те, кто позабыл, что мы сюда приехали не для отдыха в роли туристов, а как передовой отряд советской киноиндустрии, который направила Партия и Правительство, должен понять, чем подобное поведение может закончиться! И мои слова, товарищи, не пустая болтовня или демагогия. Вот, — я достал из кармана и развернул лист с напечатанным на нём текстом: — Этот приказ Совета министров СССР вы уже не раз видели и слышали, поэтому все должны знать, почему мы тут. Совет министров, исполняющий волю нашего трудового народа, направил нас сюда, поэтому мы сюда не просто отдыхать приехали, а исполнить волю Совета мини...

— Васин, ты уже это три раза сказал. Заканчивай болтать, — прошипел голос Лебедева.

— А поэтому, товарищи, вот так. С сегодняшнего дня Савелий Бурштейн больше не будет сниматься в первом