— Тоже горный инженер? — недоверчиво прищурившись, уточнил Мали.

— Да нет, он тут вообще случайно оказался. На самом деле он офицер, наблюдатель ООН…

— ООН дерьмо! — живо отреагировал переминавшийся с ноги на ногу рядом юный разведчик.

Поди же ты, услышал знакомое слово! Сказано было на французском, но, судя по всему, на этом познания юного май-майя в иностранном языке исчерпывались.

Капитан тоже не оставил сообщение Максима без внимания, в глазах его вспыхнули незнакомые хищные огоньки, а верхняя губа невольно вздернулась, обнажая крепкие зубы, как у готовящегося к драке пса. Казалось, капитан вот-вот разразиться предупреждающим животным рычанием. Макс удивленно переводил взгляд с одного на другого, не понимая, откуда взялась такая неадекватная реакция на упоминание известной международной организации, занимавшейся здесь установлением мира, вроде бы делом хорошим и почетным, тревожась, не оказал ли Андрею медвежьей услуги, раскрыв его статус, вместо того, чтобы изобрести ему какую-нибудь мирную профессию. Мали меж тем встал и неторопливо двинулся к не обращающему на них никакого внимания наблюдателю. Сурово сдвинутые брови капитана и играющие на скулах желваки не обещали пленнику ничего хорошего, но тот будто бы даже не видел, что к нему кто-то подходит, полностью отключившись и уйдя в себя.

— Ну что, попался, дерьмоед?! — зло и звонко выкрикнул Мали, остановившись прямо над ООНовцем. — Долбанный ублюдок!

«Эге, да он просто распаляет себя! Накачивает изнутри ярость, чтобы ударить безоружного, не помышляющего о сопротивлении человека!» — сообразил Максим, во все глаза следивший за действиями капитана май-майя.

— На, сука!

Носок десантного ботинка с маху врезался Андрею в солнечное сплетение. Тот поперхнулся стоном и, широко распялив рот, принялся судорожно хватать им никак не пробивающийся в легкие воздух. Пацан-разведчик, глядя на эту картину, разразился заливистым смехом. Привлеченные этими звуками, еще несколько мальчишек подошли поближе с интересом следя за продолжавшейся экзекуцией. Мали не спешил, дав возможность наблюдателю продышаться, он, тщательно прицелившись, саданул его в печень. Андрей зашелся в крике, и тут же следующим ударом капитан буквально вбил носок ботинка ему в раскрытый рот. Отчетливо хрустнули зубы. Май-майи разразились восторженными криками.

— Ну что? Как теперь без зубов ты будешь заставлять борцов за свободу заключать перемирия в тот момент, когда они уже почти победили? Как ты будешь задуривать голову доверчивым чернокожим, заставляя их сложить оружие и сдаться властям? Или тебе хватит твоего лживого языка? Так я его тебе сейчас отрежу!

Андрей лишь что-то неразборчиво промычал в ответ, шамкая стремительно опухающими губами.

— Что-что? Я не слышу! — Мали приставил к уху ладонь и склонился почти к самому лицу наблюдателя. — Что ты там говоришь? Каешься в обмане?

Не дождавшись ответа, он ударил ООНовца в челюсть локтем левой руки, клацнули остатки зубов, и Андрей безвольным мешком завалился набок.

— Вот так хорошо! — радостно улыбаясь, сообщил Мали. — А теперь вспоминай, ООНовская сука, как вы уговаривали отряд Койона сложить оружие и занять пустующую деревню, чтобы жить мирной жизнью. Ведь Койон поверил вашим лживым речам, и что с ним стало?

— Я не знаю никакого Койона, — просипел, не поднимая от земли головы, Андрей.

Как это ни парадоксально, но избиение, видимо, пошло ему на пользу, вырвав из того тупого состояния отрешенности и погружения в себя в котором он находился. Одна стрессовая ситуация наложилась на другую, произошло вышибание клина клином, и теперь Андрей вновь вернувшись в этот мир, мог нормально реагировать на происходящее.

— Может быть, — легко согласился Мали, неспешно обходя по кругу лежащего на земле наблюдателя. — Может быть, в конце концов, кто такой Койон, чтобы о нем знал всемогущий офицер ООН?

Эти сказанные с явным сарказмом слова вызвали тихий смех окруживших место действия пацанов. Смех довольно быстро перерос в гневный ропот, стоявшие в первых рядах даже чуть придвинулись, нависая над беспомощным пленником. Но повелительный жест капитана, заставил их качнуться назад.

— Я расскажу тебе, белая мразь, — нарочито ровно и спокойно начал Мали. — Койон был великим воином, львом среди людей. У него было десять раз по пятьдесят черных солдат, готовых умереть за свободу своей страны. Ни продажные генералы из Киншасы, ни стервятники налетевшие рвать нашу плоть из-за большой соленой воды, ни иностранные солдаты из Уганды и Руанды не могли справиться с отрядом Койона.

Максим обратил внимание, как изменилась речь капитана. Только что он говорил с ним вполне современным языком достаточно образованного человека, а его французский был настолько хорош, что Макс даже мимоходом задумался, не имеет ли он дело с выпускником какого-нибудь парижского университета. Произошедшие с ним сейчас перемены были настолько разительны, что обороты вроде «большой соленой воды» просто резали уши. Не сразу Макс сообразил, что Мали говорит сейчас вовсе не со связанным пленником, а со своими юными солдатами, преподавая им очередной урок ненависти к врагам и оккупантам. Специально подделывает свою речь под них, делая ее образно-театральной и понятной пацанам, судя по всему, никогда не сидевшим за школьной партой и выросшим на таких вот сказаниях. И даже французский язык, которого не знала толком большая половина отряда тут не был помехой, тем, кто не понимал о чем речь, тут же шепотом переводили слова капитана.

— Койон карающим огнем проносился по Киву, оставляя за собой сожженные казармы продажных войск президента, пепелища белых миссий, где специально обученные монахи стараются смутить разум чернокожих, превращая их в покорных рабов, разоренные плантации, принадлежащие предавшим свой народ богачам. Он был как ветер, как пламя лесного пожара, и не было силы способной остановить его и воинов с сердцами и душами леопардов, что шли за ним.

Максим видел, как восторженно горели глаза малолетних слушателей, как они, затаив дыхание, ловили каждое слово рассказчика, и поражался, какое все-таки влияние имел Мали на неокрепшие детские души, ведь прикажи он сейчас и любой из этих мальчишек со счастливой улыбкой на губах пойдет на смерть ради выдуманных идеалов свободного Конго. Может, не так уж и глуп был тот, кто придумал ставить их под ружье, что с того, что они не могут тягаться со взрослыми в рукопашной и не так выносливы физически? Зато они готовы на все, они не остановятся, не сдадутся, не сложат оружия в любой ситуации. Они еще не умеют ценить жизнь, потому легко отдадут свою и так же просто отнимут чужую. В умелых руках они просто идеальные солдаты.

— Так продолжалось долгих два года, — вел дальше свой рассказ Мали. — До тех пор, пока к воинам Койона не пришли белые люди из ООН.

При этом ненавистном слове толпа разразилась гневными криками и вновь качнулась к беззащитно лежащему в центре Андрею. Наблюдатель испуганно поднял голову и завертел ей, переводя взгляд с одного горевшего злобой лица на другое.