Вертя в пальцах чашку с черным кофе, Влад спрашивает:

– Какие у тебя сегодня планы?

Я вздыхаю:

– Суетные. На утро назначены три дурацкие встречи и ланч, что особенно обидно, тоже деловой. Это противно – значит, нам с тобой не удастся сходить пообедать вместе.

Он качает головой:

– Я бы все равно не смог. Я обещал Олегу Шавырину съездить к нему на съемку. А она уж точно все время обеда захватит. Так что даже хорошо, что у тебя есть дела.

Это что-то новенькое – почему, интересно, он мне об этом раньше не сказал?

– То есть, ты со мной сейчас в офис не поедешь?

– Нет. Я поймаю машину и поеду прямо туда. Олежка сказал, что начнут в десять. – Влад смотрит на часы и досадливо хмурится. – Черт, поздновато я проснулся. Они там, наверное, уже всех моделей покрасили-причесали.

Ему не удастся отвлечь меня этими профессиональными разговорчиками от главного:

– Ты никуда один, без меня, не поедешь. Я перенесу свои встречи.

Влад вскидывает на меня глаза:

– С ума сошла? Зачем тебе ехать на съемку? Думаешь, мы сами не справимся?

Я стою напротив него, опершись руками о стол.

– Дело не в съемке, и ты это прекрасно понимаешь. Не прикидывайся дурачком. Я не допущу, чтобы ты ехал куда-то один в чужой машине и провел целый день без меня.

Челюсти Влада плотно сжаты. Секунду он молчит. Потом, подавив гнев, говорит:

– Это бред. Ты не можешь отменять свои важные рабочие встречи из-за параноидальных опасений за мою безопасность. Я не в темный лес еду – я еду на модную съемку. Вокруг меня будет куча людей – между прочим, половина из них те же, что в конторе. Из-за машины волнуешься? ОК, проводи меня до машины и обнюхай ее как следует. Убедишься, что таксист не вампир.

– А потом? Как ты будешь возвращаться в офис?

– Господи! – Влад ударяет кулаком по столу. Ложка, лежащая на фарфоровом блюдце, противно дребезжит. – Черт подери, ну это правда смешно. Кому надо на меня нападать посреди бела дня?!

Я упрямо молчу. В моей голове проносится тысяча образов того, что может с ним случиться, что может ему угрожать. Незнакомая машина, незнакомое место, незнакомые люди – как знать, кто окажется среди мальчиков-моделей, которых набрали на съемку? Но я ничего этого не могу озвучить – потому что он прав, тут действительно есть оттенок паранойи. Вместе с тем существующая угроза слишком велика, но я опять-таки не могу объяснить ее Владу – поскольку сама ничего толком не знаю. Черт бы побрал Серхио с его манерой наводить тень на плетень и скрывать все на свете даже от меня.

Влад качает головой, раздраженный моим упрямством, – он старается быть терпеливым, но ему нелегко.

– Марина, ты всегда можешь прислать за мной свою машину. Твой водитель ведь чист, правда, он не жаждет моей крови?

– Это не шутки, Влад.

– А то я здесь со смеху помираю! – Он снова разозлился. – Марина, постарайся войти в мое положение. Я понимаю, что ты заботишься обо мне. И я тебе очень благодарен. Но ты не представляешь себе, каким я себя в результате чувствую беспомощным дебилом. Как будто мне четыре года и я еще не очень научился молнию на штанах застегивать, и поэтому в детский сад мне идти рано. Ты мне ничего не рассказываешь, ничего не объясняешь – ты просто действуешь мне на нервы туманными намеками на всякие ужасы. И мне уже начинает казаться, что вы с Сережей все это выдумали, потому что вампирам весело водить вот так за нос людей.

Черт бы побрал мужчин с их глупой гордостью. Почему они не могут просто доверять нам, когда мы их о чем-то просим? Почему нужно обязательно доказывать свою крутизну, смелость и самостоятельность?

Я устало закрываю глаза:

– Поверь мне, пожалуйста. Все это серьезно, и я бы так была счастлива, если бы ты перестал действовать МНЕ на нервы своими возражениями. Ну как мне тебя убедить?

– Есть прекрасный способ. Расскажи мне наконец, в чем дело!

– Я не могу!

– Почему?! Это так страшно, что я в штаны наложу? Что вот посреди города в такси на меня нападет страшный вурдалак и отгрызет мне к чертовой матери голову?

Я тоже не на шутку рассержена и отвечаю, чеканя каждое слово:

– Очень может быть. Ты про Степу своего забыл уже?

– Его убили не на работе и не днем!

– Мне наплевать, когда его убили! – Я понимаю, звучит ужасно, но это, увы, чистая правда. Я делаю глубокий вздох, стараясь говорить спокойнее: – Мне не хочется, чтобы убили тебя.

Кровь бросается Владу в лицо – он вскакивает из-за стола, и в голосе его слышны гнев, горечь и желание задеть меня побольнее:

– А какая тебе, на фиг, разница?!

– Разница в том, что я люблю тебя. Я не вынесу, если с тобой что-то случится.

Влад зло усмехается:

– Не хочу тебя расстраивать, но я уже подыхаю – и я рано или поздно помру.

Если бы он знал, хотя бы отдаленно, какой ужас мне внушает одна эта мысль и как жестоко с его стороны напоминать мне о ней. В груди у меня что-то болезненно сжимается, но я повторяю в ответ свою, уже не раз высказанную правду:

– Я не могу этого изменить. Но зачем рисковать лишний раз?

Влад смотрит на меня с вызовом:

– Есть, опять же, прекрасный способ «это изменить». Обрати меня. И мне ничто не будет угрожать.

Я словно слышу в своей голове эхо Сережиного голоса: «Обрати его – и тебе больше не придется его защищать. У нас всех будет гораздо меньше проблем…» Нет, нет, нет! Я не буду этого делать – ни из любви, ни из жалости к себе, ни тем более – перед лицом опасности. Влад живой. Он должен жить… Я смогу его уберечь.

– Влад, мы это уже обсуждали. Нет.

Он горько усмехается:

– Мы обсуждали это с точки зрения любви и желания быть вместе отныне и во веки веков. И я уже понял, что ЭТО для тебя не очень важно.

Что? Что он такое говорит?!

– Что ты имеешь в виду?

Он смотрит на меня с глубокой печалью:

– Я не нужен тебе навеки. Я игрушка – на время. Приятная смертная игрушка. Ты завела меня от одиночества – для компании, как люди собак заводят. И люди, конечно, боятся за своих собак и к ветеринару их водят… И смерть их оплакивают, если что. Но кому, в самом деле, захочется, чтобы собака была с ними вечно?

Не может быть, чтобы он в самом деле так думал. Чтобы он воспринимал мой отказ обратить его как повод думать, что я его не люблю. Как у него вообще появились такие мысли? Он просто не понимает… Я не умею объяснить ему. О, он просто ЧЕЛОВЕК – люди часто говорят «люблю», по поводу и без повода: люблю этот фильм, люблю свои кроссовки, люблю чай с молоком, люблю тебя. Они не понимают, что вампиры не любят – обычно. Вампиры только ХОТЯТ. И если я говорю о любви, это не обычная, человеческая, необязательная любовь…