Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из него выпили всю кровь и бросили здесь во дворе. Чтобы его спасти, Хедли его обратила. Он стал вампиром.
До Квинна дошло не сразу. Видно было, как постепенно свыкается он с мыслью о чудовищной судьбе Джейка Перифоя. Лицо его окаменело. И мне захотелось надеяться, что никогда не посмотрит он на меня таким взглядом.
— Перемена произошла без согласия этого вервольфа, — сообщила королева. — Конечно, никогда ни один вервольф не согласился бы стать таким, как мы.
Если и была в ее голосе горечь, резкость или язвительность, я не удивилась. Вампиры и оборотни относились друг к другу с едва скрываемым отвращением, и лишь тот факт, что они совместно выступали против нормалов, не давал разразиться открытой войне.
— Я заезжал к тебе перед тем, как ехать сюда искать Джейка, — неожиданно сказал Квинн. — Посмотреть, не вернулась ли ты из Нового Орлеана. Кто у тебя на дорожке демона сжег?
— Кто-то убил Гладиолу, слугу королевы, когда она принесла мне послание.
Вампиры вокруг меня зашевелились. Королева, конечно, знала о смерти Гладиолы, мистер Каталиадис не мог ей не сказать. Но никто больше об этом не слышал.
— Что-то много народу погибло у тебя во дворе, — сказал мне Квинн, и хотя тон его был нейтрален, не могу сказать, что задних мыслей у него не было. Но его можно понять.
— Только двое, — ответила я задиристо, быстро подсчитав. — Я бы не сказала, что это много. Конечно, если добавить еще и тех, кто погиб в доме…
Эту мысль я быстро пресекла.
— А знаете что? — вмешалась Амелия высоким и деланно-светским голосом. — Я думаю, мы, колдуны, сейчас просто двинем в ближайшую пиццерию на углу Хлои и Джастин. Так что если мы будем нужны, вы знаете, где нас найти. Годится?
Боб, Пэтси и Терри с неожиданной быстротой оказались у ворот, а вампиры, не получившие от своей королевы никакого сигнала, отступили и пропустили их. Поскольку Амелия не дала себе труд захватить сумочку, я только понадеялась, что у нее в одном кармане ключи, в другом деньги. Ладно, как-нибудь.
Я чуть не пожалела, что не смылась с ними… минуту! А почему бы и нет? Я посмотрела с вожделением на выход, но там уже встала Нефритовый Цветок, глядя на меня черными, как дыры на лице, глазами. Вот ни капельки я этой женщине не нравилась. Андре, Зигеберту и Вайберту я могла быть совершенно безразличной, Расул мог думать, что со мной неплохо бы провести часок в городе, а вот Нефритовый Цветок с удовольствием снесла бы мне голову своим мечом — тут сомневаться не приходилось. Мысли вампиров я читать не умею (иногда только их проблески, но это большой секрет), но язык их жестов я понимаю, и выражение лица тоже.
Я не знала причины этой враждебности, да в этот момент и не важна была эта причина. Королева задумалась.
— Расул! — сказала она. — Мы ненадолго вернемся в дом.
Он поклонился и вышел к машине.
— Мисс Стакхаус! — позвала меня королева.
Ее глаза сияли, как темные лампы. Взяв меня за руку, она повела меня вверх, в квартиру Хедли. Андре шел за нами, будто привязанный к ее ноге нитью. Я все подавляла неразумное желание выдернуть руку — рука королевы была суха, холодна и сильна, хотя она следила, чтобы мою руку не сжать. От такой близости древнего вампира у меня тело вибрировало, как струна на скрипке. Не понимаю, как Хедли это могла выдерживать.
Она завела меня в квартиру и закрыла за нами дверь. Наверное, даже острейшие уши вампиров внизу не могли теперь услышать нашего разговора. Это и была ее цель, потому что первые ее слова прозвучали так:
— Ты никому не расскажешь то, что я сейчас скажу.
Я кивнула, онемев от ожидания.
— Я начала свою жизнь там, где теперь северная Франция, где-то около… тысячи ста лет назад.
Я проглотила слюну.
— Конечно, я точно не знаю, где это было — наверное, в Лотарингии. В прошлом веке я пыталась найти место, где провела первые двенадцать лет своей жизни, но не могла бы этого сделать даже под угрозой смерти. — Она рассмеялась при этих словах лающим смехом. — Моя мать была женой самого богатого жителя деревни — это значит, что у него было на две свиньи больше, чем у любого другого. Звали меня тогда Юдифь.
Я пыталась скрыть потрясение, изобразить интерес, но это было непросто.
— Когда мне было лет десять-двенадцать, в нашу деревушку забрел бродячий торговец. Мы уже полгода нового лица не видели, все оживились. — Но она не улыбнулась, вспоминая это оживление, просто изложила факт. — Он принес какую-то болезнь, которой раньше мы не знали. Сейчас я думаю, это был какой-то вид гриппа. За две недели его пребывания у нас умерли все, кроме меня и одного мальчишки постарше.
Минута молчания — мы обдумывали это. То есть я обдумывала, а королева вспоминала. Андре — он вообще мог думать о ценах на бананы в Гватемале.
— Кловис меня не любил, — сказала королева. — Забыла уже, почему. Наши отцы… нет, не помню. Все могло быть по-другому, если бы он относился ко мне лучше. А так он меня изнасиловал, а потом потащил в соседнюю деревню, где начал меня сдавать напрокат. За деньги или за еду. Грипп кружил по нашей округе, но мы с ним не заболели.
Я старалась глядеть куда угодно, только не на нее.
— Почему не смотришь мне в глаза? — спросила она сурово.
Выбор слов и акцент изменились, будто она только что выучила английский.
— Мне очень вас жаль, — ответила я.
Она издала звук: прижала верхними зубами нижнюю губу и втянула воздух, чтобы тут же его выдохнуть. Что-то вроде «ффффт!»
— Не бери в голову, — сказала королева. — Потому что почти сразу, когда мы заночевали в лесу, его поймал вампир. — Видно было, что ей приятно вспоминать. Ничего себе путешествие по волнам памяти. — Вампир был очень голоден и начал с Кловиса, потому что он был больше. А когда он с Кловисом покончил, то успел меня рассмотреть и решил, что приятно будет иметь спутницу. Его звали Алейн. И три года я бродила с ним. В те времена, естественно, вампиры скрывались. Существовали они только в байках, которые рассказывали старухи у очага. И Алейн отлично умел поддерживать это положение. Он когда-то был священником, и очень любил заставать священников врасплох в кровати.
Она улыбнулась, вспоминая. Я ощутила, что сочувствую ей уже меньше.
— Алейн все обещал и обещал обратить меня, потому что я, конечно же, хотела быть такой, как он. Хотела силы.
Она покосилась на меня, и я истово кивнула. Это мне было понятно.
— Но когда нам нужны были деньги — на одежду или на еду для меня, он делал то же, что и Кловис — просто меня продавал. Он знал, что мужчины заметят, если я буду холодная, и еще он знал, что я их покусаю, если он меня обратит. И мне эти невыполненные обещания надоели.
Я кивнула, показывая, что слушаю. И я действительно слушала, но в глубине сознания думала, куда, к черту, ведет этот монолог и почему именно мне рассказывается столь увлекательная и печальная история.