Договорить не выходит. Потому что Артём в один прыжок подлетает к кудахчущему Зацепину и, схватив его за горло, яростно припечатывает к окну.

— Я тебе вопрос задал, — цедит еле слышно. — Отвечай, гондон.

Его пальцы, расположенные на Серегиной шее, напряжены до предела. Соколов сжимает так сильно, что его противник, вне всяких сомнений, испытывает острое кислородное голодание. Кряхтит, пыхтит и стремительно краснеет.

— Отвечай! — рявкает Артём, повышая голос.

Еле уловимо Зацепин качает головой из стороны в сторону. Точнее он пытается это сделать, но стальная хватка Соколова сковывает его движения. Серега, конечно, старается разжать руки Артёма, то тот держит намертво.

Наверное, это странно, но никто из присутствующих не вмешивается в драку. Не пытается оттащить Соколова от задыхающегося Сереги или хоть как-то вразумить его. Все просто стоят и смотрят. То ли боятся, то ли понимают, что обвинения Артёма не беспочвенны.

— Врешь, сука, — шипит Тёма, приближая свое лицо к бардовой физиономии Зацепина. — Я же видел, как ты на нее смотришь. Добился, значит, своего?

Мне становится страшно. Вот прям по-настоящему. Боюсь, что Соколов тупо придушит предателя. Выглядит тот уж совсем паршиво. Мне чудится, или он уже начал синеть?

— Что здесь происходит?! — взвизгивает ошарашенная Диана, только что появившаяся на пороге комнаты.

Не знаю, где красотку носило все это время, но, судя по ее озадаченному виду, первую часть «шоу» она пропустила.

Услышав голос девушки, Соколов отпускает Зацепина, и тот, схватившись за грудь, делает долгожданный шумный вдох. Тёма медленно оборачивается и вонзается в свою пассию (теперь, надеюсь, уже бывшую) убийственным взором.

— Вася видела, как ты сосалась с моим другом, — громко и четко произносит парень. — Я ему за это вломил. Как думаешь, справедливо?

Диана теряется. Нервно сглатывает, кидает на меня быстрый, полный ненависти взгляд, а затем вновь переводит его на Соколова.

— Тём, тут какая-то ошибка, — пытается заглушить ложь истеричным смешком. — Видимо, твоя подружка что-то перепутала…

Сама того не замечая, Орлова пятится назад. А в ее огромных глазах читается неподдельный ужас. И это при том, что с ней Тёма разговаривает в разы мягче, чем с Зацепиным.

— Вряд ли, — зловеще усмехается Соколов, приближаясь. — Прикинь, у нее даже фотки есть. Правда я их еще не смотрел.

Для Орловой эта фраза становится точкой невозврата. Теперь она отчетливо понимает, что попала впросак, и отчаянно ищет выход из ситуации, которая, как по мне, является безвыходной. Ее глаза бегают. Руки заметно трясутся. А подбородок дрожит так, словно она вот-вот заплачет.

— Тём, пожалуйста, — пуская слезу, пищит девушка. — Я все объясню… Я-я… Пожалуйста, выслушай. После того случая, — она зачем-то опять стреляет взглядом в мою сторону, — я была зла на тебя и…

— Пошли выйдем, — глухо бросает Соколов и, обхватив Диану за запястье, утягивает ее, плачущую и сыплющую извинениями, куда-то в коридор.

Возможно, это правильно. Разговор наедине всяко лучше, чем выяснение отношений на виду у десятков пусть дружественно настроенных, но все же посторонних людей.

Теперь, когда Соколов с Дианой исчезли из поля зрения, внимание присутствующих поровну делится между мной и Зацепиным, который все никак не может прийти в себя. Матерится, сплевывает прямо на пол и трет слегка припухшую шею.

На него глядят со смесью жалости и презрения, на меня — с нескрываемым любопытством. Ну еще бы! Ведь Соколов во всеуслышание заявил, что я и есть его информатор. Интересно, они меня осуждают? Или, наоборот, одобряют мой поступок? Хочется думать, что второе. Все же в данной ситуации осуждения заслуживают совсем другие люди.

Сосредотачиваюсь взглядом на небольшую трещинке в паркете и, дабы совладать с волнением, принимаюсь ковырять ее носком. Люди в зале тоже постепенно отмирают: гробовая тишина сменяется приглушенными обсуждениями, а всеобщее оцепенение рассеивается.

Я уже всерьез раздумываю о том, как бы незаметно покинуть этот незадавшийся праздник, когда где-то, очевидно, в соседней комнате раздается звук бьющегося стекла. А следом доносится женский вопль.

Вздрагиваю и, вскинув глаза, тут же встречаюсь с не менее встревоженными взглядами других ребят. Я знаю, что мы думаем об одном и том же, и от этого еще страшнее.

Что там, черт возьми, творится?!

Трогаюсь с места и спешу в коридор. Без понятия, уместно ли будет мое вмешательство, но бездействовать дальше я не могу. Надо остановить Артёма, пока он не совершил того, о чем впоследствии будет жалеть. Я не думаю, что он поднимает на Диану руку или что-то вроде того, но… Сейчас лучше перебдеть, чем недобдеть.

Однако, едва я огибаю огромный диван, пересекающий комнату, как Соколов сам показывается в дверях. Разъяренный, разбитый, подавленный. С тяжело вздымающийся грудью и пугающе пустым взглядом.

Пробегаюсь по нему глазами и вдруг замечаю, что с руки у него капает кровь. Тягучие капли медленно и как бы нехотя срываются на пол, оставляя на нем маленькие красные пятна.

Через мгновенье за спиной парня показывается Диана. Она мертвенно бледная, но при этом кажется целой и невредимой. Шагнув к Артёму, девушка пытается ухватить его за здоровую руку, но он лишь презрительно отшатывается в сторону. Так, словно сама мысль о ее прикосновениях, ему противна.

Теперь нас с Соколовым разделяет лишь пара метров. Он смотрит на меня, а я — на него. И в точке пересечения наших взглядов после невидимого взрыва вновь рождается маленькая вселенная. Она нагревается, оживает и наполняется смыслом лишь для нас двоих.

— Что случилось? — спрашиваю я, но вместо голоса изо рта вырывается лишь слабый хрип.

Артём неопределенно дергает плечом. А потом небрежно проводит ребром пораненной ладони по джинсам, оставляя на них темный кровавый след, и еле слышно выдыхает:

— Бутылку разбил.

Зареванная Диана по-прежнему дышит ему в спину, но Соколов больше не замечает ее. Кажется, с недавних пор когда-то любимая девушка перестала для него существовать.

— Пошли отсюда, — читаю по его губам. — Прямо сейчас. Со мной.

Он шагает ко мне, протягивает руку, и я, ни секунды не раздумывая, вкладываю свою ладонь в его, большую и горячую. Пальцы Артёма смыкаются на моей коже, а в следующий миг он уже ведет меня в прихожую.

Натягиваем куртки, обуваемся и выходим на вечернюю прохладу. За все это время мы не обмолвились ни словом, но я и так знаю, что больше мы сюда не вернемся.

А еще знаю, что грядущая ночь будет принадлежать только нам.

Глава 49

— Надо бы рану обработать, — замечаю я, с тревогой поглядывая на Тёмкину рассеченную ладонь.

Кровь уже не течет, но порез все равно выглядит жутковато.