«Что же мне делать?» – заплакала королева.

«Бояться можно, но в ужас не приходи, – сказала ей няня. – Я договорилась со жрецами, и они выполнят уговор, потому что считают меня великой колдуньей. Сказала им, что предам тебя за один золотой – а если мол, не сумею, то следующему слуге они заплатят уже два золотых. Если и у него ничего не выйдет, следующего наймут за четыре монеты, и так далее, и так далее. – С этими словами няня достала из складок своего платья золотую монету и нож. – Спрячь золотой и вонзи нож мне в сердце, ибо только смерть может оправдать мой провал».

«Как! Я должна убить тебя?» – вскричала юная королева.

«Иного выхода нет».

Королева плакала и отказывалась. «Ты друг мой, верная моя слуга, любимая моя нянюшка. Ты дороже мне, чем родная мать!»

Но старая няня обняла ее, погладила по голове и сказала: «Сейчас я объясню тебе, в чем тут дело. Времена у нас жестокие, варварские: если я убью тебя, жрецы и со мной расправятся. Убийцу королевы, даже столь им ненавистной, как ты, нельзя оставлять в живых. Сделаешь, как я говорю – сохранишь и жизнь, и золото, а мне все равно не жить».

И королева после долгих уговоров взяла золотой, взяла нож и вонзила его в сердце своей старой няни.

В скором времени к Олин пришел второй слуга и сказал: «Вот два золотых и веревка, которой я должен тебя удавить. Спрячь монеты, возьми веревку и задуши меня ею, ведь мне все равно не жить». Олин снова долго отнекивалась, но слуга ее убедил, и молодая королева, взяв веревку, задушила его. Через пару дней пришел к ней третий слуга с четырьмя золотыми и большим камнем, которым должен был разбить Олин голову, за ним четвертый с восемью золотыми и флаконом смертельного яда. Пятый принес шестнадцать монет, шестой тридцать две…

– Я уже слышала эту сказку! – засмеялась Прин. – Не совсем такую, но очень похожую: в моей клали песчинки на клетки игральной доски. Не помню, сколько там было клеток, но и всего на свете песка на них не хватило. Твоя тоже так кончается? На двадцать трех слуг недостало всего в мире золота?

– В монастыре недостало точно, – улыбнулась Норема, – а в те времена почти всем золотом Невериона владели жрецы.

– Это старая сказка – я ведь слышала ту, про песчинки.

– Эта часть старая, да, но есть и поновее. Вот, например: молодая королева, убив всех своих слуг, стала думать о себе совсем по-другому.

– Почему? – нахмурилась Прин.

– Ну что ж… меньше чем за год она убила ножом, удавкой, камнем, ядом, топором и еще невесть чем двадцать два человека – своих, можно сказать, друзей. После этого она стала чудить и всю жизнь вела себя очень странно даже для королевы, а в те времена королевам многое с рук сходило. За что ее и прозвали Безумной Олин.

– Ты сказала, что слуг было двадцать три.

– Да, но последний выжил. Он был не просто слугой, а дядей Олин по матери – хоть убей не помню его родового имени, хотя это важно. Разорившись, он поступил на службу к матери Олин, отчего и оказался вместе с королевой в монастыре, но всегда ставил себя выше остальных слуг. К тому времени, когда королева, крайне жестоко, разделалась с девятнадцатым, двадцатым и двадцать первым слугами, монахи порядком обеднели, она же обогатилась, хотя и тронулась малость умом – и дядя, не чуждый колдовства, как и старая няня, стал с помощью всей прочей родни готовить ее побег. На это ушло много денег, но остаток Олин припрятала на случай, если монахи хитростью выманят их у нее, как няня выманила у них. Мы с Вран побывали как-то в этом монастыре; он и посейчас там, и монахи в нем тогда еще были – не знаю, есть ли теперь. Видно было, что это место знавало лучшие времена. Ясно, что деньги они обратно не получили.

– Они всё такие же злые, эти монахи?

– Кто их знает. Вряд ли мы с подругой еще к ним заедем, разве только по крайней нужде.

– Как же Олин удалось убежать?

– О, это самое интересное. Дядя увез ее среди ночи; каждую из шести повозок их каравана тащили шесть лошадей – надо же было вывезти всё накопленное золото, а кроме золота к тому времени появились железные украшения и множество дорогих камней. Дядя отвез королеву в фамильное поместье там же на юге и, как рассказывают, поднялся с нею не то на высокую башню, не то на утес…

– Вот и выбрала бы что-то одно, ты ведь сказываешь.

– Я называю то и другое и предоставляю выбирать слушателям.

– Ну-у…

– На вершине башни – или утеса – дядя начал перечислять порядок, в котором поступали к Олин золотые монеты: одна, две, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две, шестьдесят четыре, сто двадцать восемь, двести пятьдесят шесть, пятьсот двенадцать, тысяча двадцать четыре, две тысячи сорок восемь, четыре тысячи девяносто шесть…

– Я поняла! – воскликнула Прин. – Мы дошли только до половины, а у нее уже почти пять тысяч золотых. Еще через два раза будет двадцать тысяч – всё золото мира!

– Так думаешь ты, королева же увидела город.

Прин моргнула.

– Она моргнула, – добавила Норема.

– Что за город и где она его видела?

– В том-то и дело: она моргнула, и он пропал. Глядя вниз с башни – или с утеса – королева видела только заболоченный ручей, стекающий в море между холмами, но раньше город виделся ей столь же ясно, как теперь болотные растения по берегам ручья. Когда она сказала об этом дяде, он перестал называть цифры, показал ей разные чудеса и дал подержать звездный круг. Потом они сошли с башни – или с утеса – в большой пиршественный чертог, где снова говорили о чудесах. И тут дядя сделал нечто ужасное.

– Что именно? Твоя сказка все больше запутывается и становится не такой занимательной.

– Для хорошего слушателя чем запутанней, тем интересней. Когда королева прогулялась по саду, дядя дал ей кубок с ядом, и она, ни о чем не ведая, выпила.

Норема замолчала.

– И всё? – спросила, не дождавшись продолжения, Прин. – Она умерла? Дядя, наверно, хотел забрать деньги себе, но это ведь не взаправду было? И что значит «звездный круг»? Какая же это сказка, раз у нее нет конца.

– На этом она не кончается, но здесь я обычно делаю паузу.

– Что же было дальше?

– Видишь, тебе не терпится это узнать – сказка тебя захватила. Слушателя нужно подогревать. В будущем, когда сказки станут обычным делом, это, может, и не понадобится, но теперь без подогрева нельзя. Королева не умерла от яда, а лишь погрузилась в сон и очнулась на скальном карнизе. Была ночь. Она лежала меж двумя белыми камнями, один выше другого… но иногда, опять-таки, рассказывают, что очнулась она в лодке, которую утром прибило к чужому берегу, и увидела эти камни; в самый длинный день года один отбрасывал тень втрое длиннее…

– Но в первом случае была ночь? – Солнце и раскаленный песок в голове Прин наползали на ночную прохладу.

– Да. Ночь полнолуния.