более серьезной возможности мира он, безусловно, обратился бы с этим к Верховному главнокомандующему – «для получения указаний относительно условий, желательных для нас»[595].

Но так как операция в Дарданеллах забуксовала, вопрос о перемирии также отошел на второй план. Тем не менее члены турецкого правительства или их эмиссары время от времени проводили зондаж правительств Антанты по поводу возможности заключения сепаратного мира. Так, в апреле-мае 1915 года видные турецкие политические деятели, в том числе бывший министр финансов Джавид-бей, известный франкофил, подавший в отставку вскоре после вступления Турции в войну, предприняли попытку начать переговоры с французским правительством [Zeman 1971: 63][596]. Сазонов, как уже было сказано, не был принципиальным противником достижения тех или иных договоренностей с Портой, но ясно дал понять, что никаких изменений в обязательствах союзников перед Россией в отношении проливов и Константинополя он не допустит. По мере того как Россия занимала все новые территории вдоль восточной границы Турции, усиливались и дипломатические сношения с турками на территории нейтральных государств. К весне 1916 год а контакты сделались уже столь частыми, что Сазонову пришлось удовлетворить просьбу посланника в Швейцарии направить эксперта по Турции в Берн, чтобы разобраться в многочисленных предложениях, поступающих от турок[597]. По сообщению прибывшего в Швейцарию А. Н. Мандельштама, служившего до войны в константинопольском посольстве, разговоры о сепаратном мире в большей степени были нужны Джавид-бею в качестве рычага, чтобы заставить немцев выдать больше денежной и материальной помощи Турции[598].

Впрочем, зимой 1915–1916 года Сазонов куда более серьезно отнесся к одному подобному контакту: в Париж прибыл сторонник еще одного видного турецкого политика – Джемаля-паши – с намерением добиться от союзников помощи в свержении нынешнего правительства. Сазонов был заинтригован обещанием Джемаля признать, что Константинополем и проливами придется пожертвовать и создать независимые автономии в Азиатской Турции. Поскольку в последней находились области, на которые претендовала Франция, Париж воспротивился подобному соглашению[599]. Также и британцы не выказали особого расположения предложенному плану в силу его противоречия с проводимой ими политикой предоставления арабским народам независимости от турок[600]. Сазонов попытался было убедить союзников поступиться потенциальными выгодами, но сам при этом оберегал собственные, так что увещевания не увенчались ничем.

Более того, и внутри России Сазонов также подвергался жесткому давлению по поводу сепаратного мира с турками. В конце 1915 – начале 1916 года начальник штаба Верховного главнокомандующего, на тот момент уже Николая II, генерал Алексеев неоднократно прямо высказывался в пользу заключения мира с турками с целью освобождения боеспособных частей для укрепления обороны на западных границах империи. Даже мечтой об овладении Константинополем следует пожертвовать ради шанса на успех в борьбе с немцами. Генерал подчеркивал: «…первым и главным [нашим] делом должно быть сокрушение Германии». При этом он ссылался на военную аналитику прошлых лет, известную и Сазонову, свидетельствующую о том, что Россия не может захватить и проливы, и Константинополь во время континентальной войны. Алексеев далее предполагает, что после победы в войне Россия обретет такое влияние – «которое мы имели после наполеоновских войн», уточняет генерал, – что сможет навязать Турции соглашение, удовлетворяющее русские интересы в регионе, подобно русско-турецким договорам, подписанным в Адрианополе и Ункяр-Искелеси в 1829 и 1833 годах[601]. Генерал несколько раз обращался к этой теме в надежде найти способ убедить Сазонова: к примеру, после вступления Болгарии в войну на стороне Центральных держав в конце октября 1915 года он признал создавшееся положение «настолько серьезным», что «категорически заявил» о необходимости сепаратного мира с турками, чтобы перебросить войска с кавказского театра[602].

Соглашаясь с выводами генерала о последствиях болгарского участия в войне, представитель Сазонова в Ставке князь Н. А. Кудашев в тот же день предложил и иное решение: если союзному флоту удастся прорваться в Мраморное море и встать под стенами Константинополя, момент будет самым благоприятным для вытеснения турок из войны, захвата столицы и обеспечения свободы в проливах для кораблей союзников[603]. Схожим образом и генерал Алексеев (в февральской беседе с Кудашевым в 1916 году) видел во взятии турецкого города-крепости Эрзерума идеальный «психологический момент» для принуждения турок к миру[604]. Сазонов, впрочем, отверг все эти соображения, невзирая на всю обоснованность их аргументации. С самого начала войны с Турцией министр неоднократно заявлял, что важнейшим является немецкий фронт, которому надлежит подчинить все прочие театры военных действий. Однако теперь, когда вожделенный приз был уже у него руках, Сазонов попросту отказался последовать более рациональному решению и добиваться мира с турками, обеспечив Западный фронт притоком новых, испытанных в бою победоносных сил.

Но существовала и другая сторона означенных вопросов: будет ли Россия единственной, кто заключит сепаратный мир и покинет поля сражений? После неудачной попытки Германии склонить ее к миру в конце 1914 года Центральные державы предприняли новую попытку в 1915-м [Zeman 1971: 83–87; Stevenson 1988: 91–93; Stevenson 2004:113][605]. Немцы пытались вести переговоры с каждой из держав Антанты в надежде, что хоть одну из них удастся убедить выйти из войны; если же нет, то благодаря аккуратной утечке информации все равно можно было вызвать в альянсе взаимное недоверие, а значит, и ухудшение взаимодействия или даже большую сговорчивость в последующих переговорах [Готлиб 1960: 155–167]. Не сумев выиграть войну столь быстро, сколь они рассчитывали, немцы обратились к дипломатии, но, не имея уверенности в том, переговоры с какой из держав вероятнее всего приведут к миру, зондировали все союзные правительства [Farrar 1978: 5-12].

Желая инициировать переговоры с Россией, немцы поначалу работали через датских посредников. Ключевым связным выступал Ханс Нильс Андерсен, влиятельный магнат и тайный советник датского короля Кристиана X. Лично знакомый и с русским царем, и с британским королем, Андерсен был весьма удобен, чтобы через него узнать, возможно ли убедить русских выйти из войны. Его вояж в Петроград принес ответ резко отрицательный, равно как ничем не увенчались и предложения, сделанные самим Кристианом X, двоюродным братом русской императрицы. Тогда было решено действовать иначе: немцы обратились к бывшему главе правительства и министру финансов С. Ю. Витте. Он был известным германофилом и представлялся весьма многообещающим проводником идеи мира в Петрограде: вплоть до своей безвременной кончины в марте 1915 года он последовательно выступал против войны [Farrar 1978: 13–17].

Немцы усиленно искали новых посланников мира, близких российскому престолу, и вскоре турки облегчили им задачу. В феврале 1915 года турецкое правительство сообщило Германии, что готово пойти на уступки в пользу России в проливах с целью вывести