— Да, — осторожно подтвердил Джефф, — так оно, наверное, и есть.

— Тогда давайте подумаем о будущем вместе. Люсилла, хочешь отправиться в путешествие со мной?

— С тобой? Куда?

— Когда ты рассматривала мою гостиную, не заметила ли ты на каминной полке большую карточку с претенциозно напечатанным приглашением?

— От Верены Стейнтон? Заметила.

— Тебя она тоже пригласила?

— Да. Папа переслал мне ее приглашение, я получила его на Ивисе.

— Ты поедешь?

— Я?.. Я еще не думала об этом.

— Но все-таки, скорее да или скорее нет?

— Ой, не знаю. Почему ты спрашиваешь?

— Почему? — Пандора поставила свой бокал. — Потому что лично я собираюсь поехать.

Признание Пандоры так ошарашило Люсиллу, что легкое восхитительное опьянение тут же улетучилось, она мгновенно отрезвела и вытаращилась на Пандору, отказываясь верить тому, что слышит. Пандора тоже глядела на Люсиллу, в ее серых глазах с огромными зрачками сверкало странное волнение, казалось, столбняк, в который впала Люсилла после ее слов, доставил ей огромное удовольствие.

— Ты?! Ты собираешься поехать?!

— А почему бы нет?

— Домой, в Шотландию?

— Куда же еще?

— На бал, который устраивает Верена Стейнтон? Чушь какая-то, просто бред.

— Чем этот повод хуже любого другого?

— Но ты же ни разу за все эти годы не приехала. Как папа звал тебя, как умолял, а ты все не приезжала и не приезжала. Он мне рассказывал.

— Надо же когда-то, наконец, приехать. Может быть, сейчас самое подходящее время.

Пандора вдруг встала, подошла к балюстраде и стала вглядываться в сад. Минуту она стояла не шевелясь — черный силуэт на фоне света, который бил вверх из бассейна. Ветерок шевелил ее платье, ее волосы. Потом она повернулась к ним и положила локти на балюстраду.

— Я столько думала о Крое, — заговорила она, и голос у нее сейчас был совсем другой. — Я все последнее время только о нем и думаю. Он снится мне по ночам, я просыпаюсь и начинаю вспоминать то, о чем не вспоминала годами. И вдруг это приглашение. Воспоминания просто обрушились на меня. Как чудесно мы веселились на деревенских праздниках с танцами и на охотничьих балах! Без конца гости, пикники, в горах гремит эхо выстрелов, каждый вечер грандиозный ужин. Не представляю, как бедная моя мамочка со всем этим справлялась. — Она с улыбкой посмотрела на Люсиллу, потом на Джеффа. — А потом вы с Джеффом, прямо как гром среди ясного неба. Звоните из Пальмы, и через несколько часов вы здесь, и ты, Люсилла, так похожа на Арчи, что я в первую минуту онемела. Это все судьба. Ты веришь в судьбу, Люсилла?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю. Но мы должны в нее верить, я в этом убеждена, ведь в наших жилах течет кровь шотландских горцев.

Она вернулась к своему креслу, присела на скамеечку для ног и приблизила свое лицо к лицу Люсиллы. И Люсилла увидела следы, которые время оставило на прекрасном лице Пандоры: мелкие морщинки вокруг глаз и в уголках рта, тонкая сухая кожа, обострившиеся черты.

— Итак, давайте составим план. Вы не против? Не сочтете посягательством на свою свободу, если я вас об этом попрошу?

Люсилла взглянула на Джеффа. Он кивнул головой.

— Конечно не сочтем.

— Тогда сделаем так. Проживем здесь неделю втроем, только вы да я, и уж я постараюсь, чтобы вы получили от жизни все. Потом сядем в мою машину и поплывем на пароме в Испанию. Пересечем Испанию, Францию, спешить нам некуда, где понравится, там и остановимся. Доберемся до Кале и оттуда в Англию. А как только окажемся в Англии, поедем прямо на север, в Шотландию, домой. В Крой! Ах, Люсилла, ну скажи, разве я не замечательно придумала!

— Все так неожиданно… — только и могла выдавить из себя Люсилла, но Пандора, если и уловила в ее голосе некую неуверенность, виду не подала. Воодушевленная своей идеей, она с волнением обратилась к Джеффу:

— А ты? Что ты скажешь? Тебе не кажется, что я сошла с ума?

— Ничуть.

— Ты хочешь поехать с нами в Шотландию?

— С радостью поеду, если вы с Люсиллой не против.

— Значит, решено! — Пандора сияла торжеством. — Мы все будем жить в Крое у Изабел и Арчи и все пойдем на веселый бал к Стейнтонам.

— Но Джеффа не приглашали, — возразила Люсилла.

— Ну, это легко уладить.

— И потом, ему нечего надеть.

Пандора расхохоталась…

— Детка, ты меня ужасно разочаровала. Я-то думала, ты художница, существо не от мира сего, а тебя только одно волнует: надеть нечего. Да пойми ты, какая разница, что на тебе надето. Это совсем неважно. Все неважно, кроме одного: мы все возвращаемся домой. Ты только представь себе, как это будет замечательно! Нет, мы должны отпраздновать наше решение! — Она вскочила на ноги. — Самое время открыть вторую бутылку шампанского!

Четверг, 8 сентября

Изабел Балмерино, сидя за своей швейной машинкой, пристрочила последнюю метку с именем «Хэмиш Блэр» к последнему из новых носовых платков, отрезала нитки, сложила платок и положила на стопку вещей, которая высилась возле нее на столе. Ну, вот и все. Остались только вещи, к которым метки надо пришивать вручную: шерстяные носки, пальто, серый свитер, но их она оставит на вечер, сядет у камина и будет, не спеша, работать.

Такое же немыслимое множество меток ей пришлось пришивать четыре года назад, когда Хэмиша отдали в Темплхолл, и вот за это лето он вдруг так вымахал, что она была вынуждена привезти его в Релкирк, как он ни упирался, и заново покупать все, что значилось в школьном списке. Поездка, как она и ожидала, оказалась разорительной нервотрепкой. Хэмиш и думать не хотел о начале учебы, он ненавидел ходить по магазинам, ненавидел новую одежду и жестоко страдал из-за посягательств даже на один день его летней свободы. К тому же вещи, которые составляли форменную одежду учеников Темплхолла, продавались лишь в самых дорогих и элитарных магазинах. Пальто, свитер с высоким воротом, несколько пар шерстяных носков пробили основательную брешь в семейном бюджете Балмерино, а пять пар огромных новых кожаных башмаков довершили крах.

Желая хоть как-то утешить Хэмиша, она купила ему мороженое, но сын мрачно, не улыбнувшись, проглотил его, и всю дорогу домой они сердито молчали, недовольные друг другом. Едва лишь мать и сын оказались дома, Хэмиш схватил удочки и с выражением глубокой, несправедливо нанесенной обиды на лице испарился. Изабел самой пришлось тащить свертки и коробки наверх, в его комнату, там она затолкала все в шкаф и заперла дверцы, а потом пошла на кухню выпить чаю. Пора было начинать готовить обед.