По дороге на юг она, однако, поняла, что достаточно натерпелась. Пора, чтобы ее мучительница, ее тюремщица, женщина, которая травила ее в детстве таблетками, выгоняла голой на снег и толкала на стеклянную дверь, понесла наказание.

Роли переменились. Пусть Шелли расплачивается за то, что сотворила с Кэти.

У подножия горы Вернон, в нескольких милях к югу от Беллингема, у Чеда зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но он поднял трубку. А через секунду протянул ее Никки.

– Это твоя мать, – сказал он.

Никки не поверила своим ушам. Каким образом мать добыла телефон Чеда? Откуда? Может, через Сэми?

Казалось, ее мать обладает поистине магическими способностями. Как всегда, она просто знала.

Чед съехал на обочину и сидел молча, пока Никки говорила по телефону. Сердце ее колотилось, как отбойный молоток.

– Я планирую поездку в Диснейленд, – объявила Шелли без предисловий и с такой легкостью, будто они общались с ней каждый день.

Но в действительности Никки скрывалась от матери. Очень долго. И только благодаря этому смогла выжить.

– Вы, девочки, и мы с папой, – продолжала Шелли. – Правда, будет здорово?

Руки Никки тряслись.

– Да, – сказала она. – Звучит заманчиво.

Шелли продолжала щебетать о предстоящей поездке, но Никки извинилась, сказав, что Чеду нужен телефон, и повесила трубку.

«Я была в ужасе, – говорила она впоследствии. – Она словно чувствовала, что происходит, и пыталась воздействовать на меня. Это был настоящий шок. Мы ведь ехали в Реймонд, чтобы я заявила на нее в полицию».

Никки сразу же позвонила Сэми и сказала, что едет заявить в полицию о Кэти. И бросила еще одну бомбу.

– Думаю, мама убила Шейна.

Она впервые сообщила это сестре.

Сэми не знала, что и подумать. Ей было шестнадцать, когда Шейн пропал. Она поверила рассказам матери про скворечник, письмо и телефонные звонки.

– Шейн никогда не стал бы писать ей письмо, Сэми.

– Наверное, ты права.

– И мы его практически не искали. В отличие от предыдущих его побегов. Как ты думаешь почему?

Сэми не знала.

Чед дожидался на улице, пока Никки рассказывала заместителю шерифа округа Пасифик, Джиму Бергстрому, о том, что знала про Кэти. Бергстром сказал, что в последние месяцы несколько раз ездил в дом на Монахон-Лэндинг, расспрашивал Шелли о пропавшей подруге – по требованию семьи Кэти. После той встречи Чед отвез Никки обратно в Беллингем.

Вскоре они расстались.

«Думаю, для него это было слишком, – признавала впоследствии Никки. – Он был хороший парень. И я благодарна, что он помог мне сделать то, что следовало, – рассказать о случившемся полиции».

Никки была уверена, что положила начало громкому процессу. Считала, что вот-вот разразится скандал.

Но ничего не произошло. Вообще. Насколько ей было известно, заместитель шерифа не принял никаких мер. Не переговорил с Сэми. И не провел обыск в доме.

«Он даже не вызвал маму на допрос, – рассказывала она. – Хотя и был должен».

В действительности заместитель шерифа округа Пасифик пытался связаться с Сэми, чтобы убедиться в правдивости заявлений Никки. Сэми получала его сообщения, но перезванивать отказывалась наотрез.

Она считала, что Никки с бабушкой сообщили полиции все, что той необходимо знать. И, хотя Сэми понимала, что Шелли творила с Кэти непростительные вещи, она не хотела, чтобы из-за нее мать с отцом сели в тюрьму. Она говорила, что, если мать арестуют, она тоже заговорит. Но не раньше.

Сэми готовила почву: сказала своей начальнице в детском саду, куда устроилась работать, что ее мать может вести себя неадекватно, хотя подробностей сообщать не стала.

– Боюсь, у нее могут вскоре начаться неприятности, – аккуратно выразилась Сэми. – И большие.

Отчасти страх Сэми перед полицией объяснялся реакцией единственного человека, с которым она до этого поделилась своей историей, – ее давнишнего бойфренда, с которым они то сходились, то расставались, Кейла Хансона.

Сэми с Кейлом как-то пили пиво в ее общежитии в Эвергрине и болтали о том о сем. Сэми хотелось поговорить по душам, и она спросила:

– А какой твой самый плохой в жизни поступок?

Он рассказал о чем-то довольно мрачном, но его откровения бледнели перед тысячами разных вещей, которые Сэми пережила в детстве.

Она решила не ходить вокруг да около и сразу вытащить из шкафа главный скелет Нотеков.

– Моя мама убила человека, – сказала она. – Свою подругу Кэти. Та переехала к нам, и мама мучила ее, пока она не умерла.

Если бы они в тот момент играли в «я никогда не…» или «правда или действие», Сэми точно вышла бы победительницей.

Лицо Кейла покрыла смертельная бледность, он вскочил и бросился из комнаты. Такой реакции Сэми не ожидала. Раньше она никому не рассказывала о том, что натворила ее мать. С Кейлом она чувствовала себя в безопасности. С этой историей Сэми жила так долго, что воспринимала ее, скорее, как легенду, которая в основном достоверна, но не совсем. Она столько думала над тем, что пережила в детстве, над творившимся в доме безумием, что выложила все без всякой преамбулы. Никаких «лучше присядь» – чтобы подготовить Кейла к тому, что последует дальше.

Что она наделала?

Сэми бросилась за ним и привела назад в свою комнату. От потрясения его вырвало. Слишком много пива.

Слишком много ужаса для реальной жизни.

– Я пошутила, – сказала Сэми, уже готовая забрать свои слова назад.

– Пошутила? – переспросил он. – Ну тогда это вообще за гранью, Сэми! Как можно шутить о таких вещах?

Обратить все в шутку не удалось, стало только хуже.

– Ладно, я не обманываю, – выкрикнула она. – Это правда. Я не вру.

Она рассказала Кейлу все, что смогла вспомнить. Все детали – включая то, как любила Кэти и как та оказалась в ловушке.

Как в ловушке оказались они все.

После того как Кейл выслушал ее и попытался все переварить, он ушел. Сэми осталась сидеть в темноте; она думала о том, что рассказать ему было плохой идеей. Ей не стало легче. Она не почувствовала, что освободилась. Наоборот, она была разбита, зла и перепугана. Неважно, что на Кейла можно положиться. Больше всего Сэми потрясла его реакция на ее слова. Она участвовала в таком кошмаре, который – хоть она и была на тот момент совсем ребенком – не мог не оставить на ней страшного, отталкивающего пятна.

На всей их семье. На ее сестрах.

Как поступит Кейл с этой информацией? Расскажет еще кому-нибудь?