И вот она с каким-то свертком разноцветного тряпья в руках подходит к нему. Темноволосая и хрупкая — не то, что он, порождение сумрачных теней и ночного мрака. В юбке ярко-желтого цвета она, наоборот, была порождением ясного дневного света, однако Гансу показалось, что взгляд у нее какой-то странный, будто она приняла наркотик.

Ну, если это действительно так, — подумал с отчаянием Ганс, — я поколочу ее и отведу домой, а Лунному Цветку задам взбучку за то, что позволила случиться этому с такой.., дорогой мне девочкой.

Но он быстро забыл об этом. Преградив ему путь, она встала перед ним, что заставило и его остановиться. Она заговорила, и голос у нее был какой-то странно невыразительный, так же, впрочем, как и взгляд, и лицо, на котором не отражалось никаких эмоций. Слова она произносила бесцветным заученным тоном, видимо, даже не вникая в их смысл. Таким тоном маленькая девочка произносит в храме выученную ею часть молитвы во славу господа бога.

Устремив на него взгляд своих темно-карих, почти гранатовых, но совершенно холодных глаз, она произнесла:

— Тебя ждут к обеду завтра поздно вечером. Не бойся, тебе ничего не угрожает. Ты должен быть в этой одежде. Место тебе известно. Там давно не бывает никто из людей и сплошь серебрится вода. Серебро принадлежит тебе, о Сын Тени и Полумрака, Избранник народа илсигов. Так приходи же завтра сразу после захода солнца в пристанище повелителя воздушного океана.

С тем же бесстрастным видом она сунула ему в руки свою ношу, повернулась и убежала с развевающимися по ветру вдогонку за ней иссиня-черными волосами, утопая в ворохе своих бесчисленных трепещущих, как бабочки, желтых юбок. Ганс стоял, тупо глядя ей вслед, пока она не скрылась за углом. Потом он все же решил взглянуть на то, что ему преподнесли. Выдержанная в голубовато-зеленых тонах, скромно украшенная золотой вышивкой, представшая перед его взором туника была необыкновенно красива, плащ же в дополнение к ней был выше всяких похвал. Великолепный наряд!

Конечно, в Санктуарии можно иногда встретить такую красивую одежду. Но.., ни у девушки-танцовщицы, ни у юнца, зарабатывающего себе на жизнь воровством, таких нарядов не было и быть не могло.

Откуда же взялась такая необыкновенная ткань?

И тут же он подумал, как бы отвечая на вопрос:

Да все оттуда же, откуда донеслись до меня эти слова, не имевшие никакого отношения к Мигнариал, так как не она произносила их. Опять эти же выражения: Сын Теней и Полумрака, Избранник народа илсигов!

Сильнейшая дрожь вдруг охватила Ганса и еще долго-долго не отпускала его.

— Добрый день, Ганс! Э, да я вижу, ты с прибытком?!

С этими словами повстречавшийся Гансу знакомый расплылся в понимающей улыбке, да и о чем еще он мог подумать?

Где, спрашивается, смог бы Ганс раздобыть этот ворох роскошных одежд, если не в результате хорошо спланированной и ловко осуществленной кражи со взломом?

Ганс довольно долго и сосредоточенно рассматривал, опустив глаза, свои ноги, прежде чем смог заставить себя сдвинуться с места. И зашагал прочь, тщетно пытаясь сделать свою ношу менее заметной для окружающих, не без основания опасаясь, что либо его выследит кто-нибудь из городской управы, либо он попадется на глаза дворцовому церберу. А может, случится и так, что один из тех доброхотов, кому до всего есть дело, заметив его на улице, захочет сдать властям или же просто сболтнет, что Гансу удалось, мол, стянуть где-то красивую дорогую одежду, так что денег, вырученных за нее, ему с лихвой хватит на то, чтобы расплатиться за жилье на год вперед.

* * *

Гансу и раньше приходилось получать таинственные послания, над разгадкой которых нужно было немного поломать голову. Так поступил он и на этот раз.

Он знал, куда его приглашали. (Приглашали? Вызвали!) На вершине скалистой горы, которую теперь называли Орлиным Клювом, стоял длинный заброшенный дом. Теперь это были почти развалины, а в свое время, много лет тому назад, этот великолепный особняк его бывший владелец, он же и архитектор, гордо называл Орлиным Гнездом. Немного поодаль, за поваленными и разбитыми колоннами с кучей камней у подножия, находился старый колодец с полусгнившим срубом. Внизу на самом дне колодца томились в ожидании две кожаные сумки, точнее, два седельных вьюка. Ганс знал об их существовании, так как сам их туда и забросил, хоть и не совсем по своей воле — так уж получилось… И, конечно, Ганс очень надеялся, что они до сих пор лежат там, ведь они набиты серебряными монетами, среди которых попадались и золотые.

Это был выкуп за символ власти правителей Рэнке, так называемый жезл Сэванх, который был украден из дворца правящего принца вором по прозвищу Шедоуспан. Принцу было известно, где находятся деньги, но он не возражал против того, чтобы они остались собственностью Ганса. Как-никак, разоблачив шпиона, Ганс помог раскрыть государственный заговор и спас тем самым репутацию принца, а может быть, и его жизнь.

Если бы не конь и тот убитый принцем человек по имени Борн, Ганс предпочел бы, конечно, иметь это сказочное богатство в своем распоряжении, а не «хранить» его глубоко под землей, в этом узком колодце, в котором, похоже, он когда-нибудь сломает шею!

Итак, он собрался пойти в усадьбу Орлиный Клюв. На обед во тьме кромешной в это глухое и пустынное место. Он так и сказал об этом Лунному Цветку вполголоса. Надо же, снова приходится ему обращаться к ней за нужной ему информацией и советом (Мигнариал в тот момент, когда он пришел, не было дома, и это вполне устраивало как Лунный Цветок, так и его самого)!

В своей старой, не поддающейся описанию тунике мышиного цвета сидел он перед ней, расставив и подняв к подбородку согнутые в коленях ноги, обутые в запыленные сапоги на высоком каблуке. И всего лишь три ножа были при нем в тот момент.

Он сидел на земле, Лунный Цветок — в своем кресле. Переполнявшее все ее тело возбуждение хорошо скрывали бесчисленные юбки самой невероятной расцветки: красного и зеленого, охряно-желтого и голубого, зеленого и какого-то еще непонятного оттенка. А на коленях у нее лежал его новый роскошный наряд.

Она то ощупывала и гладила его, то обнюхивала, то, закрыв глаза, пропускала тонкую ткань между своими пухлыми ладонями. Сопровождались все эти манипуляции тем, что она непрерывно шевелила губами почти сиреневого цвета. Учащенное дыхание ее стало постепенно замедляться, почти перестала вздыматься необъятная грудь, реже стал пульс, и почти прекратились бормотание и шепот. И вот наконец плавно и незаметно она вошла в транс — в образе огромного толстого кота.

Она была матерью одиннадцати детей, девятерых из которых вырастила и среди них одного даже с особым даром, талантом и возможностями.

Теперь она, как и в прошлый раз, ворожила Гансу, и это не доставляло ему особого удовольствия. Она, кстати, тоже, хоть и была в трансе, особого счастья не испытывала.

— Я вижу тебя, мой дорогой мальчик, совершенно преобразившегося в этом роскошном одеянии, и я вижу.., огромный, залитый ярким светом зал… О-о! О! О Ганс.., это, это же Он!..